Kikas K. et al. Illness anxiety disorder: a review of the current research and future directions //Current Psychiatry Reports. – 2024. DOI: 10.1007/s11920-024-01507-2
Авторы статьи: Katarina Kikas, Aliza Werner-Seidler, Emily Upton, Jill Newby
Оригинал статьи распространяется по лицензии CC BY 4.0
Перевод статьи: ©2025 ООО «Издательство «Открытые системы», распространяется по лицензии CC BY-NC-ND 4.0
Аннотация
Цель обзора
Рассмотреть последние данные о тревожном расстройстве, связанном с заболеванием (Illness Anxiety Disorder — IAD), включая факторы риска и провоцирующие факторы, диагностическую классификацию, клинические характеристики расстройства, а также обследование и лечение как у детей, так и у взрослых.
Новые данные
IAD ложится существенным бременем как на пациентов, так и на общество. Несмотря на это, данное расстройство изучено недостаточно, и продолжаются споры о целесообразности классификации IAD как тревожного расстройства, а также о его отличиях от соматического симптоматического расстройства. Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ) является эффективным методом лечения IAD, и существует множество валидированных способов оценки тревожности в отношении здоровья. Тем не менее, исследования тревожности в отношении здоровья у детей и молодых взрослых ограничены.
Введение
В то время как многие люди испытывают временные проблемы со здоровьем на протяжении всей своей жизни, у некоторых лиц отмечается стойкое и тревожное беспокойство по поводу здоровья и болезней. Тревожное расстройство, связанное с заболеванием (IAD) — это новое расстройство, введенное в последнюю версию Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам [DSM-5; 1] вместо диагноза ипохондрии в DSM-IV. IAD характеризуется сильным страхом наличия или появления серьезного заболевания, такого как рак, сердечно-сосудистые заболевания или другие тяжелые болезни. У людей с IAD отмечаются связанные с болезнью навязчивые мысли и образы, а также различные дезадаптивные формы совладающего поведения, например, избыточное обращение за медицинской помощью, поиск информации о здоровье в Интернете и проверка своего тела на наличие признаков болезни. DSM-5 предлагает два подтипа IAD: подтип «с обращением за медицинской помощью» для лиц, которые часто обращаются за медицинской помощью, и подтип «с избеганием медицинской помощи» для лиц, которые избегают медицинской помощи. Поскольку IAD является новым расстройством, исторически сложилось так, что большая часть исследований была сосредоточена на выборках пациентов с диагнозом ипохондрии по DSM-IV (с акцентом на чрезмерной озабоченности наличием серьезного заболевания, несмотря на отсутствие такового по клиническим данным) или чрезмерной и постоянной «тревожности о здоровье» с использованием размерных показателей (которые могут охватывать текущие и предыдущие диагнозы по DSM и подпороговые симптомы). В этом обзоре мы используем термин IAD для исследований, касающихся нового диагноза по DSM-5, и термин «тревога о здоровье» для более широкой литературы, рассматривающей текущее понимание IAD.
Эпидемиология: распространенность и влияние
Тревога о здоровье может быть концептуализирована на континууме, от легкой до тяжелой [2, 3], с IAD на тяжелой границе этого спектра [1]. Распространенность тревоги о здоровье среди взрослого населения в целом значительно варьирует в зависимости от литературы и оценивается в диапазоне 2,1–13,1 % [4, 5]. Показатели распространенности тревоги о здоровье выше у пациентов учреждений первичной медицинской помощи (т. е. клиники общей практики) и вторичной медицинской помощи (т. е. специализированные амбулаторные или стационарные клиники), чем в целом популяции, и находятся в диапазоне от 7 % до 19,9 % [6, 7, 8]. В последние три десятилетия тревога о здоровье росла как в целом в популяции, так и среди пациентов медицинских учреждений [8, 9]. Этот рост ускорился во время пандемии COVID-19, когда тревога о здоровье и опасения по поводу COVID-19 были обычным явлением [10]. При отсутствии лечения тревога о здоровье протекает хронически, эпизодически и может длиться годами [11, 12]. В отличие от депрессии и тревожных расстройств, которые, как правило, чаще наблюдаются у женщин, тревога о здоровье одинаково часто отмечается у мужчин и женщин [13, 14, 15]. Хотя тревога о здоровье обычно возникает у молодых взрослых [1], некоторые исследования показывают, что в некоторых случаях она может начаться уже в детстве [12, 13, 16, 17, 18].
Тревога о здоровье оказывает значительное негативное влияние на страдающих ей пациентов и общество в целом. Например, люди с тревогой о здоровье отмечают ухудшение самочувствия, более выраженное влияние на повседневную деятельность, такую как домашние обязанности, уход за собой и мобильность, более тяжелые личные переживания, а также у таких людей имеется повышенный риск ранней смертности [4, 19, 20, 21]. Тревога о здоровье влияет на социальный уровень; люди с тревогой о здоровье чаще пропускают работу, чем население в целом [22], и потребляют больше ресурсов здравоохранения даже по сравнению с людьми с четко определенными заболеваниями [11]. Хотя в настоящее время признается значительное бремя тревоги о здоровье для пациентов и общества в целом, существуют пробелы в нашем понимании этого патологического состояния. Цель данного обзора состоит в том, чтобы обобщить новые литературные данные по тревоге о здоровье и, в частности, по тревожному расстройству, связанному с заболеванием (где исследования изучали новый диагноз DSM-5), выявить пробелы в исследованиях, обсудить текущие спорные аспекты и предложить вектор для будущих исследований в целях улучшения нашего понимания данного состояния.
Проблемы с диагностикой и классификацией
Диагностические критерии
Согласно DSM-5, IAD диагностируется только тогда, когда у пациента наблюдаются либо легкие соматические симптомы, либо такие симптомы вовсе отсутствуют. Если у пациента отмечается тревога о здоровье с соматическими симптомами средней или тяжелой степени тяжести, вместо этого у него может быть диагностировано соматическое симптоматическое расстройство (Somatic Symptom Disorder — SSD) [1]. Пациент с IAD испытывает чрезмерное беспокойство по поводу наличия или появления серьезного заболевания в течение 6 месяцев или более. Пациент проявляет особую настороженность в отношении своего состояния здоровья, что приводит к различным дезадаптивным формам совладающего поведения (например, проверка своего тела на наличие признаков болезни, чрезмерный поиск в Интернете информации, связанной со здоровьем, и частое посещение медицинских учреждений). У пациентов с диагнозом SSD отмечаются постоянные навязчивые мысли, связанные с серьезностью их соматических симптомов от средней до тяжелой степени тяжести, и/или высокий уровень беспокойства о своем здоровье или симптомах, вследствие чего такие пациенты тратят значительное время на углубленный поиск информации и изучение своих симптомов. Соматические симптомы также должны сохраняться более 6 месяцев, но могут меняться в течение заболевания.
IAD и SSD были предложены для замены термина «ипохондрия» в DSM-IV из-за ее ограниченной клинической обоснованности, и исследования показывают, что диагнозы IAD и SSD более надежны, чем ипохондрия [12].
Однако наличие двух отдельных диагнозов не несет клиническую пользу, поскольку исследования показали, что у пациентов с тревогой о здоровье проявления очень сходны [12, 23, 24, 25]. В частности, описанные различия связаны с тяжестью симптомов, в результате чего IAD характеризует пациентов с более легкой формой тревоги о здоровье, а диагноз SSD применим у лиц с более тяжелой формой тревоги о здоровье. Кроме того, исследования показали, что пациенты как с IAD, так и с SSD сходным образом отвечают на психотерапию [26]. Кроме того, недавнее исследование, проведенное нашей командой [25], показало отсутствие различий по демографическим и клиническим характеристикам (т. е. депрессия и тяжесть генерализованного тревожного расстройства, качество жизни, связанное с психическим здоровьем), характеру и течению тревоги о здоровье или сопутствующей психической патологии между лицами, которые соответствовали критериям IAD с соматическими симптомами средней тяжести или без них, и пациентами с соматическими симптомами средней и тяжелой степени тяжести. Эти данные свидетельствуют о том, что различия в степени тяжести соматических симптомов между этими расстройствами могут быть случайными [25, 27]. Необходимы дальнейшие исследования, чтобы понять, является ли клинически полезным ограничение применимости диагноза IAD только для пациентов с минимальными соматическими симптомами.
DSM-5 классифицирует IAD на два подтипа: «с обращением за медицинской помощью» для лиц, которые часто обращаются за медицинской помощью, и «с избеганием медицинской помощи» для лиц, которые часто избегают медицинской помощи. Хотя исследователи предложили, что обращение пациентов за помощью является формой успокоения, а избегание ухода представляет собой проявление подавляющего страха перед серьезным заболеванием [28], данных о таких типах поведения по-прежнему мало. На сегодняшний день наша команда провела единственное исследование распространенности подтипов IAD. Мы обнаружили, что 25 % пациентов соответствовали критериям подтипа «с обращением за медицинской помощью», 14 % соответствовали критериям подтипа «с избеганием медицинской помощи», и, что интересно, у 61 % пациентов отмечены колебания между обращением за медицинской помощью и избеганием медицинской помощи. Это говорит о том, что может существовать третий подтип IAD, который нуждается в дальнейшем изучении [12].
Классификация
Давно ведутся дискуссии о том, как лучше классифицировать тревогу о здоровье: в категории «Тревожные расстройства» или в текущей категории «Соматические симптомы и связанные с ними расстройства», из-за общих проявлений и высокой коморбидности с тревожными расстройствами, а именно паническим расстройством, обсессивно-компульсивным расстройством и генерализованным тревожным расстройством [29, 30, 31, 32]. Например, тревога о здоровье включает в себя как повышенную бдительность к телесным ощущениям (характерная черта панического расстройства), так и чрезмерное беспокойство (ключевое проявление генерализованного тревожного расстройства). В исследованиях с использованием критериев ипохондрии по DSM-IV показаны более высокие уровни коморбидности с тревожными расстройствами, чем с депрессивными или соматоформными расстройствами [33]. Также была обнаружена значимая коморбидность между IAD по DSM-5 и другими тревожными расстройствами, в частности, генерализованным тревожным расстройством и паническим расстройством [12]. Чтобы определить, следует ли классифицировать IAD как тревожное расстройство, в будущих исследованиях следует изучить, в большей ли степени профили симптомов IAD, течение, ответ на лечение и сопутствующие заболевания соответствуют тревожным расстройствам по сравнению с другими соматическими симптоматическими расстройствами.
Когнитивные и поведенческие аспекты тревоги о здоровье
Теории
Предложено несколько теорий для объяснения развития тревоги о здоровье. Наиболее исследованная теория основана на когнитивно-поведенческой модели [34], которая предполагает, что люди с тревогой о здоровье склонны неправильно интерпретировать телесные ощущения, часто приписывая их серьезным заболеваниям. Это катастрофическое мышление приводит к выработке дезадаптивного безопасного поведения, такого как поиск чрезмерной медицинской помощи, поиск симптомов в Google, а в некоторых случаях — избегание медицинских учреждений или больных людей в качестве способа управления симптомами тревоги. Эта теоретическая модель тревоги о здоровье проверена в эмпирическом исследовании, и исследования в целом поддерживают компоненты этой модели [35].
Другая важная теория тревоги о здоровье основана на межличностной модели [36]. Эта модель предполагает, что тревожные и ненадежные привязанности по отношению к лицам, осуществляющим уход в раннем детстве, приводят к усилению дезадаптивного поведения в виде обращения за медицинской помощью и поиску успокоения во взрослой жизни [37]. Основная идея этой теории заключается в том, что ненадежно привязанные люди ищут эмоциональной поддержки через жалобы на физические заболевания и симптомы, чтобы уменьшить чувство неуверенности. Важно отметить, что эта теория не была широко исследована.
Когнитивные компоненты
Одной из основных характеристик тревоги о здоровье является наличие дисфункциональных убеждений в отношении здоровья, т. е. озабоченность не соответствующим реальности убеждением, что у человека имеется серьезное заболевание или опасность его развития [38]. Эти убеждения сохраняются, несмотря на надлежащее медицинское обследование и заверения [39]. Дисфункциональные убеждения, связанные со здоровьем, включают уверенность в наличии болезни (т. е. убеждение в том, что у человека есть заболевание, которого он опасается) и/или страх заболеть [40]. Когнитивно-поведенческая модель тревоги о здоровье Salkovskis и Warwick [40] определяет четыре типа дисфункциональных убеждений, имеющих центральное значение для тревоги о здоровье: i) вероятность и ii) страх возникновения проблемы со здоровьем, iii) неспособность справиться с проблемой со здоровьем и iv) недостаточность медицинских ресурсов для лечения проблемы со здоровьем [40, 41]. Эти убеждения являются ключевыми факторами уязвимости и поддержания тревоги о здоровье [42, 43] и, как утверждается, развиваются в ответ на опыт аверсивного научения в детстве или в более позднем возрасте, такой как смерть или болезнь фигуры привязанности [44].
Предполагается, что эти убеждения способствуют катастрофическому неправильному толкованию значения стимулов, связанных со здоровьем, таких как телесные ощущения или изменения функций или внешнего вида организма, что приводит к развитию выраженной тревоги [45]. Ключевым вкладом в эту неверную интерпретацию является смещение внимания в сторону стимулов, связанных с угрозой здоровью, которое, как было показано в недавнем систематическом обзоре и мета-анализе, тесно связано с тревогой о здоровье [46]. Было также показано, что люди, обеспокоенные состоянием здоровья, испытывают более частые и интенсивные навязчивые мысли, связанные с болезнью [47, 48], и демонстрируют избирательную негативную предвзятость интерпретации этих мыслей или ощущений [49].
Другие когнитивные конструкции, связанные с тревогой о здоровье, включают более высокие уровни чувствительности к тревоге, страх перед телесными ощущениями, связанными с возбуждением [50, 51], зацикливание на связанных со здоровьем размышлениях [52] и связанную со здоровьем нетерпимость к неопределенности, которая по существу является сниженной толерантностью к восприятию отсутствующей важной информации [53, 54, 55].
Компоненты поведения
Чтобы справиться с тревогой и переживаниями, вызванными этими дисфункциональными убеждениями и интерпретациями, люди с тревогой о здоровье используют ряд дезадаптивных форм совладающего поведения или поведения, направленного на поиск безопасности. Каждый из этих типов поведения является дезадаптивным, поскольку, хотя оно уменьшает переживания в краткосрочной перспективе, оно мешает неподекреплению неправильных убеждений, связанных с тревогой о здоровье, тем самым способствуя сохранению расстройства [56]. Такие типы поведения обычно включают поиск успокоения у внешних источников (например, близких или врачей), избыточная проверка своего организма (например, многократное измерение артериального давления) и/или избегание сигналов, связанных с заболеванием (например, больниц) [57]. Компульсивный и чрезмерный поиск в интернете информации о проблемах со здоровьем является ключевой особенностью, наблюдаемой при тревоге о здоровье, также известной как «киберхондрия» [58]. Чрезмерное использование медицинских услуг также считается основной формой дезадаптивного совладающего поведения при тревоге о здоровье [11, 59].
Факторы риска и провоцирующие факторы
Исследования провоцирующих факторов и факторов риска IAD отсутствуют. Была предложена идея о том, что некоторые события в жизни могут выступать в качестве факторов, вызывающих тревогу о здоровье, такие как переживание серьезного бытового стресса, серьезная угроза для здоровья, наблюдение болезни близкого человека и воздействие информации, угрожающей здоровью [34, 45]. Однако доказательства, подтверждающие эти провоцирующие факторы, отсутствуют.
Ни в одном исследовании не изучались факторы риска развития IAD с использованием новых критериев DSM-5. Однако недавний систематический обзор исследований с использованием размерных показателей для оценки тревоги о здоровье показал некоторые данные в пользу положительной связи между детским опытом болезни, передачей тревоги о здоровье из поколения в поколение (включая генетическую наследственность и косвенные наблюдения за родителями с тревогой о здоровье), травматическим опытом в детстве и развитием тревоги о здоровье [60]. Однако неясно, были ли эти факторы риска специфическими для тревоги о здоровье или общими факторами риска интернализующих расстройств. Из ограниченных исследований, посвященных изучению передачи тревоги о здоровье из поколения в поколения, исследование на близнецах показало, что 34–37 % проявлений тревоги о здоровье, таких как страх перед болезнью и нарушение функционирования, вызванное телесными ощущениями, были связаны с генетикой, тогда как остальные проявления были связаны с факторами окружающей среды [61].
Нейробиология
Нейробиологическая основа IAD и тревоги о здоровье в целом изучена недостаточно. Исследования с использованием эмоционального теста Струпа на исключение нерелевантной информации и имплицитного ассоциативного теста показали повышенную активацию миндалины, а также активность в ростральной передней поясной коре [62] и правой задней теменной коре и прилежащем ядре [63] в ответ на слова о телесных симптомах у пациентов с тревогой о здоровье по сравнению со здоровыми контрольными субъектами. Однако в недавнем исследовании не было обнаружено различий в активности миндалины или какой-либо мозговой активности между пациентами с тревогой о здоровье и здоровыми контрольными субъектами при рассматривании изображений, связанных со здоровьем [55]. Для понимания биологических основ IAD необходимы дополнительные исследования.
Обследование и лечение
Обследование
Для определения наличия выраженной и патологической тревоги о здоровье широко используются размерные показатели тревоги о здоровье. Тремя наиболее широко используемыми оценочными показателями являются индекс Уитли [64], шкала отношения к болезням [65] и опросник тревоги о здоровье [66]. Все три метода были валидированы психометрически и показали хорошую надежность [66, 67]. Сокращенная версия опросника тревоги о здоровье [66] и индекса Уитли 6 [68] были разработаны и широко используются в клинических условиях ввиду их практичности и краткости [69, 70]. Однако из-за отсутствия исследований на выборках пациентов с IAD оптимальные пороговые значения для обнаружения IAD по этим широко используемым показателям неизвестны (поскольку исследования валидировали их в соответствии с критериями ипохондрии).
Для обследования пациентов IAD также были разработаны и используются диагностические инструменты. Наиболее широко используются следующие три стандартизированных полуструктурированных интервью: Опросник по тревожности и связанным расстройствам для DSM-5 — версия для взрослых [71], диагностический опросник по озабоченности состоянием здоровья [72] и структурированное клиническое интервью для DSM-5 (SCID-5) [73].
Лечение
Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ) для лечения тревоги о здоровье и IAD является самым часто используемым психотерапевтическим методом с доказательной базой. КПТ обычно состоит из стратегий, включающих психообразование, когнитивную реструктуризацию катастрофических убеждений о здоровье и телесных симптомах, поведенческие стратегии для снижения чрезмерной настороженности к ощущениям тела и компульсивного совладающего поведения (такого как проверка тела, поиск успокоения и избегание) и профилактика рецидивов. Данные мета-анализов [74, 75, 76] показывают, что КПТ является высокоэффективным и низкозатратным методом лечения тревоги о здоровье с умеренным и большим суммарным эффектом в отношении тревоги о здоровье [g Хеджа = 0,81, 95 % ДИ [0,37, 1,26]; 76] по сравнению с контрольной группой, не получавшей КПТ, причем улучшения в значительной степени сохранялись в течение 12–18 месяцев [74]. Данные также подтверждают возможность проведения КПТ для лечения тревоги о здоровье и IAD в режиме онлайн [26, 58, 77] с большими размерами эффекта при оказании рутинной медицинской помощи [78, 79]. Например, в исследовании не меньшей эффективности сравнивали проведение КПТ в режиме онлайн и при личном визите (включая выборку пациентов с IAD и SSD из популяции с тревогой о здоровье) и не обнаружили различий в исходах, при этом терапия в режиме онлайн привела к более низким чистым социальным издержкам [80].
Хотя другие психологические методы лечения тревоги о здоровье менее изучены, некоторые данные также подтверждают использование терапии третьей волны для лечения тревоги о здоровье, такой как основанная на осознанности когнитивная терапия (Mindfulness-Based Cognitive Therapy — MBCT) [81, 82] и терапия принятия и ответственности (Acceptance and Commitment Therapy — ACT) [83, 84], хотя ни в одном исследовании их применение у пациентов с IAD специально не изучали. MBCT позволяет лечить тревогу о здоровье, применяя методы осознанности, чтобы избавиться от катастрофических когниций, связанных со здоровьем, уменьшить смещение внимания на физиологические симптомы и противостоять телесным ощущениям, а не избегать их, используя основанные на опыте приемы, тем самым уменьшая бесполезное избегание или поведение, направленное на обеспечение безопасности [85]. Терапия принятия и ответственности (ACT) также направлена на лечение тревоги о здоровье путем уменьшения основанного на опыте избегания тревожных мыслей, чувств и телесных ощущений, связанных с болезнью, способствуя принятию этих внутренних состояний, одновременно проясняя ценности и поощряя поведение, которое способствует осознанной жизни [84]. Недавнее рандомизированное контролируемое исследование с использованием ACT, проводимой в режиме онлайн, показало большие размеры эффекта в снижении тревоги о здоровье через шесть месяцев наблюдения по сравнению с контролем (d = 0,80, 95 % ДИ 0,38–1,23) [83]. Исследования фармакотерапии отсутствуют, но в двух исследованиях по лечению ипохондрии подтверждена целесообразность использования флуоксетина в комбинации с КПТ или в режиме монотерапии [86, 87], а в другом более раннем исследовании показано, что пароксетин имеет сходную с КПТ эффективность при ипохондрии [88]. Фармакологические исследования нового диагноза IAD пока не проводились.
Дети и молодые взрослые
Одномоментные исследования показали, что дети и подростки могут испытывать серьезную тревогу о здоровье согласно оценке с использованием размерных показателей [89, 90]. Однако исследования распространенности тревоги о здоровье с использованием диагностических критериев показывают, что очень немногие дети отвечают полным диагностическим критериям [18, 91, 92], что может быть связано с отсутствием соответствующих описаний того, насколько серьезная тревога о здоровье присутствует у детей и молодых взрослых [93]. Специальных методов лечения CBT для лечения тревоги о здоровье или IAD у детей или молодых взрослых не разработано [94], поскольку исследования лечения в этой возрастной группе еще не проводились. Также не проводились исследования, посвященные терапии третьей волны или фармакологическим подходам к лечению тревоги о здоровье или IAD у молодых людей. Необходимы дополнительные исследования у детей и подростков, особенно исследования раннего вмешательства, учитывая хронический и пожизненный характер тревоги о здоровье при отсутствии лечения.
Выводы
В этом обзоре представлена актуальная литература по тревожному расстройству, связанному с заболеванием (тревога о здоровье), и определены текущие пробелы в знаниях и идеи для будущих направлений. Во-первых, в литературе хорошо задокументировано долгосрочное негативное влияние тревоги о здоровье на пациентов и общество в целом. Люди с тревогой о здоровье истощены дисфункциональными убеждениями в отношении здоровья, которые, в свою очередь, проявляются в дезадаптивном совладающем поведении. Существуют надежные размерные показатели тревоги о здоровье и диагностические инструменты для оценки IAD. КПТ является эффективным вариантом лечения для этой группы населения как при личном визите, так и в онлайн-формате. Тем не менее, необходимы дальнейшие исследования методов лечения третьей волны (т. е. MCBT и ACT) и фармакотерапии в выборках пациентов с IAD.
Во-вторых, есть некоторые свидетельства связи между опытом переживания болезни, передачей тревоги о здоровье из поколения в поколение и травматическим опытом в детстве как факторами риска для развития тревоги о здоровье. Однако неясно, способны ли эти факторы спровоцировать тревогу о здоровье.
В-третьих, хотя ограничения ипохондрии DSM-IV были устранены в DSM-5 путем выделения двух новых расстройств, продолжается дискуссия о том, следует ли объединить эти два расстройства или они должны рассматриваться по отдельности. Ранние данные свидетельствуют о том, что различия между IAD и SSD являются вопросом тяжести, а не каких-либо отличительных качественных характеристик, однако необходимы повторные исследования в разных популяциях и группах. Также обсуждается вопрос о том, следует ли перевести IAD в категорию тревожных расстройств в следующей итерации DSM из-за его общих проявлений и высокой коморбидности с другими тревожными расстройствами. В будущих исследованиях следует изучить прогностическое значение IAD с коморбидной тревогой и без нее с точки зрения течения и ответа на лечение. Кроме того, пока мало изучены подтипы IAD «с обращением за медицинской помощью» и «с избеганием медицинской помощи». Необходимы дальнейшие исследования для углубления знаний об этом патологическом состоянии, особенно на предмет того, существуют ли различия между этими группами с точки зрения их характеристик и опыта, а также ответа на лечение.
Наконец, последние данные свидетельствуют о том, что тревога о здоровье может начаться по крайней мере у некоторых пациентов в детском и подростковом возрасте. Однако из-за отсутствия учитывающих возраст диагностических критериев для молодых людей необходимо изучить, как проявляется тревога о здоровье у детей и молодых людей, и разработать или адаптировать варианты лечения, подходящие для этой группы пациентов.
В целом наиболее значительным пробелом в данной области является ограниченное количество исследований, в которых используются актуальные диагностические критерии тревожного расстройства, связанного с заболеванием. Устранение этого пробела имеет решающее значение для значительного расширения знаний, улучшения понимания расстройства, применения вмешательств на ранней стадии и разработки целенаправленных эффективных методов лечения.
Список литературы
1. Association AP. Diagnostic and statistical manual of mental disorders: DSM-5. 5th ed. Washington, D.C.: American Psychiatric Association; 2013.
2. Ferguson E. A taxometric analysis of health anxiety. Psychol Med. 2009;39(2):277–85. https://doi.org/10.1017/S0033291708003322.
3. Taylor S. Understanding and treating health anxiety: a cognitive-behavioral approach. Cogn Behav Pract. 2004;11(1):112–23. https://doi.org/10.1016/S1077-7229(04)80015-4.
4. Sunderland M, Newby JM, Andrews G. Health anxiety in Australia: prevalence, comorbidity, disability and service use. Br J Psychiatry. 2013;202(1):56–61. https://doi.org/10.1192/bjp.bp.111.103960.
5. Weck F, Richtberg S, MB Neng J. Epidemiology of hypochondriasis and health anxiety: comparison of different diagnostic criteria. Curr Psychiatry Rev. 2014;10(1):14–23. https://doi.org/10.2174/1573400509666131119004444.
6. Pandey S, Parikh M, Brahmbhatt M, Vankar GK. Clinical study of illness anxiety disorder in medical outpatients. Arch Psychiatry Psychother. 2017;4:32–41. https://doi.org/10.12740/APP/76932.
7. Tyrer P, Cooper S, Crawford M, Dupont S, Green J, Murphy D, et al. Prevalence of health anxiety problems in medical clinics. J Psychosom Res. 2011;71(6):392–4. https://doi.org/10.1016/j.jpsychores.2011.07.004.
8. Tyrer P, Cooper S, Tyrer H, Wang D, Bassett P. Increase in the prevalence of health anxiety in medical clinics: possible cyberchondria. Int J Soc Psychiatry. 2019;65(7–8):566–9. https://doi.org/10.1177/0020764019866231.
9. • Kosic A, Lindholm P, Järvholm K, Hedman-Lagerlöf E, Axelsson E. Three decades of increase in health anxiety: systematic review and meta-analysis of birth cohort changes in university student samples from 1985 to 2017. J Anxiety Disord. 2020;71: 102208. https://doi.org/10.1016/j.janxdis.2020.102208. This meta-analysis highlights the increase of health anxiety across the past three decades.
10. Newby JM, O’Moore K, Tang S, Christensen H, Faasse K. Acute mental health responses during the COVID-19 pandemic in Australia. PLoS ONE. 2020;15(7): e0236562. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0236562.
11. Fink P, Ørnbøl E, Christensen KS. The outcome of health anxiety in primary care. A two-year follow-up study on health care costs and self-rated health. PLoS One. 2010;5(3):e9873. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0009873.
12. Newby JM, Hobbs MJ, Mahoney AEJ, Wong S, Andrews G. DSM-5 illness anxiety disorder and somatic symptom disorder: comorbidity, correlates, and overlap with DSM-IV hypochondriasis. J Psychosom Res. 2017;101:31–7. https://doi.org/10.1016/j.jpsychores.2017.07.010.
13. Fink P, Ørnbøl E, Toft T, Sparle KC, Frostholm L, Olesen F. A new, empirically established hypochondriasis diagnosis. Am J Psychiatry. 2004;161(9):1680–91. https://doi.org/10.1176/appi.ajp.161.9.1680.
14. Martin A, Jacobi F. Features of hypochondriasis and illness worry in the general population in Germany. Psychosom Med. 2006;68(5):770–777. https://doi.org/10.1097/01.psy.0000238213.04984.b0.
15. Rief W, Hessel A, Braehler E. Somatization symptoms and hypochondriacal features in the general population. Psychosom Med. 2001;63(4):595–602. https://doi.org/10.1097/00006842-200107000-00012.
16. Noyes R Jr, Stuart S, Langbehn DR, Happel RL, Longley SL, Yagla SJ. Childhood antecedents of hypochondriasis. Psychosomatics. 2002;43(4):282–9. https://doi.org/10.1176/appi.psy.43.4.282.
17. Oliver AM, Wright KD, Kakadekar A, Pharis S, Pockett C, Bradley TJ, et al. Health anxiety and associated constructs in children and adolescents with congenital heart disease: a CHAMPS cohort study. J Health Psychol. 2018;25(10–11):1355–65. https://doi.org/10.1177/1359105318755263.
18. Rask CU, Munkholm A, Clemmensen L, Rimvall MK, Ørnbøl E, Jeppesen P, et al. Health anxiety in preadolescence - associated health problems, healthcare expenditure, and continuity in childhood. J Abnorm Child Psychol. 2016;44(4):823–32. https://doi.org/10.1007/s10802-015-0071-2.
19. Barsky AJ, Fama JM, Bailey ED, Ahern DK. A prospective 4- to 5-year study of DSM-III-R hypochondriasis. Arch Gen Psychiatry. 1998;55(8):737–44. https://doi.org/10.1001/archpsyc.55.8.737.
20. Hedman-Lagerlöf E, Axelsson E, Andersson E, Ljótsson B, Andreasson A, Lekander M. The impact of exposure-based cognitive behavior therapy for severe health anxiety on self-rated health: Results from a randomized trial. J Psychosom Res. 2017;103:9–14. https://doi.org/10.1016/j.jpsychores.2017.09.013.
21. Mataix-Cols D, Isomura K, Sidorchuk A, Rautio D, Ivanov VZ, Rück C, et al. All-cause and cause-specific mortality among individuals with hypochondriasis. JAMA Psychiat. 2023. https://doi.org/10.1001/jamapsychiatry.2023.4744.
22. Eilenberg T, Frostholm L, Schröder A, Jensen JS, Fink P. Long-term consequences of severe health anxiety on sick leave in treated and untreated patients: analysis alongside a randomised controlled trial. J Anxiety Disord. 2015;32:95–102. https://doi.org/10.1016/j.janxdis.2015.04.001.
23. •• Axelsson E, Hedman-Lagerlöf E. Validity and clinical utility of distinguishing between DSM-5 somatic symptom disorder and illness anxiety disorder in pathological health anxiety: should we close the chapter? J Psychosom Res. 2023;165: 111133. https://doi.org/10.1016/j.jpsychores.2022.111133. This article provides evidence to support the debate about IAD and SSD being similar disorders.
24. Bailer J, Kerstner T, Witthöft M, Diener C, Mier D, Rist F. Health anxiety and hypochondriasis in the light of DSM-5. Anxiety Stress Coping. 2016;29(2):219–39. https://doi.org/10.1080/10615806.2015.1036243.
25. Kikas K, Werner-Seidler A, Upton E, Corkish B, Newby J. Illness anxiety disorder and somatic symptom disorder in people who worry about health: Distinct diagnoses or one and the same?. Unpublished.
26. Newby JM, Smith J, Uppal S, Mason E, Mahoney AEJ, Andrews G. Internet-based cognitive behavioral therapy versus psychoeducation control for illness anxiety disorder and somatic symptom disorder: A randomized controlled trial. J Consult Clin Psychol. 2018;86(1):89–98. https://doi.org/10.1037/ccp0000248.
27. Rief W, Martin A. How to use the new DSM-5 somatic symptom disorder diagnosis in research and practice: a critical evaluation and a proposal for modifications. Annu Rev Clin Psychol. 2014;10:339–67. https://doi.org/10.1146/annurev-clinpsy-032813-153745.
28. Tyrer P. Recent advances in the understanding and treatment of health anxiety. Curr Psychiatry Rep. 2018;20(7):49. https://doi.org/10.1007/s11920-018-0912-0.
29. Abramowitz JS, Olatunji BO, Deacon BJ. Health anxiety, hypochondriasis, and the anxiety disorders. Behav Ther. 2007;38(1):86–94. https://doi.org/10.1016/j.beth.2006.05.001.
30. Hedman E, Ljótsson B, Axelsson E, Andersson G, Rück C, Andersson E. Health anxiety in obsessive compulsive disorder and obsessive compulsive symptoms in severe health anxiety: an investigation of symptom profiles. J Anxiety Disord. 2017;45:80–6. https://doi.org/10.1016/j.janxdis.2016.11.007.
31. Olatunji BO, Deacon BJ, Abramowitz JS. Is hypochondriasis an anxiety disorder? Br J Psychiatry. 2009;194(6):481–2. https://doi.org/10.1192/bjp.bp.108.061085.
32. Weck F, Bleichhardt G, Witthöft M, Hiller W. Explicit and implicit anxiety: differences between patients with hypochondriasis, patients with anxiety disorders, and healthy controls. Cogn Ther Res. 2011;35(4):317–25. https://doi.org/10.1007/s10608-010-9303-5.
33. Scarella TM, Laferton JA, Ahern DK, Fallon BA, Barsky A. The relationship of hypochondriasis to anxiety, depressive, and somatoform disorders. Psychosomatics. 2016;57(2):200–7. https://doi.org/10.1016/j.psym.2015.10.006.
34. Salkovskis PM, Warwick HM. Morbid preoccupations, health anxiety and reassurance: a cognitive-behavioural approach to hypochondriasis. Behav Res Ther. 1986;24(5):597–602. https://doi.org/10.1016/0005-7967(86)90041-0.
35. Fergus TA, Asmundson GJG. Chapter four - cognitive and behavioral mechanisms of health anxiety. In: Hedman-Lagerlöf E, editor. The Clinician's Guide to Treating Health Anxiety. Academic Press; 2019. p. 43–64.
36. Stuart S, Noyes R. Attachment and interpersonal communication in somatization. Psychosomatics. 1999;40(1):34–43. https://doi.org/10.1016/S0033-3182(99)71269-7.
37. Noyes R, Jr., Stuart SP, Langbehn DR, Happel RL, Longley SL, Muller BA, et al. Test of an interpersonal model of hypochondriasis. Psychosom Med. 2003;65(2):292–300. https://doi.org/10.1097/01.PSY.0000058377.50240.64.
38. Rutter LA, Nota JA, Yusufov M, Björgvinsson T. Health anxiety: a cognitive-behavioral framework. In: Charis C, Panayiotou G, editors. Somatoform and Other Psychosomatic Disorders Springer Cham; 2018. p. 193–213.
39. Salkovskis PM, Warwick HMC, Deale AC. Cognitive-behavioral treatment for severe and persistent health anxiety (hypochondriasis). Brief Treat Crisis Interv. 2003;3(3):353–67. https://doi.org/10.1093/brief-treatment/mhg026.
40. Salkovskis PM, Warwick HMC. Meaning, misinterpretations, and medicine: a cognitive-behavioral approach to understanding health anxiety and hypochondriasis. In: Starcevic V, Lipsitt DR, editors. Hypochondriasis: Modern perspectives on an ancient malady. New York (US): Oxford University Press; 2001. p. 202–222.
41. Asmundson GJG, Fergus TA. The concept of health anxiety. In: Hedman-Lagerlöf E, editor. The clinician's guide to treating health anxiety: diagnosis, mechanisms, and effective treatment. San Diego (US): Elsevier Academic Press; 2019. p. 1–18.
42. Fulton JJ, Marcus DK, Merkey T. Irrational health beliefs and health anxiety. J Clin Psychol. 2011;67(6):527–38. https://doi.org/10.1002/jclp.20769.
43. Marcus DK, Gurley JR, Marchi MM, Bauer C. Cognitive and perceptual variables in hypochondriasis and health anxiety: a systematic review. Clin Psychol Rev. 2007;27(2):127–39. https://doi.org/10.1016/j.cpr.2006.09.003.
44. Alberts NM, Hadjistavropoulos HD. Parental illness, attachment dimensions, and health beliefs: testing the cognitive-behavioural and interpersonal models of health anxiety. Anxiety Stress Coping. 2014;27(2):216–28. https://doi.org/10.1080/10615806.2013.835401.
45. Rachman S. Health anxiety disorders: a cognitive construal. Behav Res Ther. 2012;50(7–8):502–12. https://doi.org/10.1016/j.brat.2012.05.001.
46. Shi C, Taylor S, Witthöft M, Du X, Zhang T, Lu S, et al. Attentional bias toward health-threat in health anxiety: a systematic review and three-level meta-analysis. Psychol Med. 2022;52(4):604–13. https://doi.org/10.1017/S0033291721005432.
47. Arnáez S, García-Soriano G, López-Santiago J, Belloch A. Illness-related intrusive thoughts and illness anxiety disorder. Psychol Psychother Theory Res Pract. 2021;94(1):63–80. https://doi.org/10.1111/papt.12267.
48. Windsor NA, Li SH, Joubert A, Upton E, Moulds M, Newby JM. Intrusive thoughts and images in health anxiety: rates, characteristics and responses. Unpublished.
49. Du X, Witthöft M, Zhang T, Shi C, Ren Z. Interpretation bias in health anxiety: a systematic review and meta-analysis. Psychol Med. 2023;53(1):34–45. https://doi.org/10.1017/s0033291722003427.
50. Olatunji BO, Wolitzky-Taylor KB, Elwood L, Connolly K, Gonzales B, Armstrong T. Anxiety sensitivity and health anxiety in a nonclinical sample: specificity and prospective relations with clinical stress. Cogn Ther Res. 2009;33(4):416–24. https://doi.org/10.1007/s10608-008-9188-8.
51. Olatunji BO, Wolitzky-Taylor KB. Anxiety sensitivity and the anxiety disorders: a meta-analytic review and synthesis. Psychol Bull. 2009;135(6):974–99. https://doi.org/10.1037/a0017428.
52. Gehrt TB, Frostholm L, Obermann M-L, Berntsen D. Thought characteristics in patients with severe health anxiety: a comparison with obsessive–compulsive disorder and healthy controls. Psychol Conscious Theory Res Pract. 2023;10(1):76–87. https://doi.org/10.1037/cns0000325.
53. Carleton RN. Into the unknown: a review and synthesis of contemporary models involving uncertainty. J Anxiety Disord. 2016;39:30–43. https://doi.org/10.1016/j.janxdis.2016.02.007.
54. Fergus TA, Bardeen JR. Anxiety sensitivity and intolerance of uncertainty: evidence of incremental specificity in relation to health anxiety. Personality Individ Differ. 2013;55(6):640–4. https://doi.org/10.1016/j.paid.2013.05.016.
55. Gehrt TB, Macoveanu J, Bailey CJ, Fisher PM, Pallesen KJ, Frostholm L. Resting-state connectivity and neural response to emotional images in patients with severe health anxiety: an fMRI study. J Affect Disord. 2023;324:370–8. https://doi.org/10.1016/j.jad.2022.12.138.
56. Tang NKY, Salkovskis PM, Poplavskaya E, Wright KJ, Hanna M, Hester JB. Increased use of safety-seeking behaviors in chronic back pain patients with high health anxiety. Behav Res Ther. 2007;45(12):2821–35. https://doi.org/10.1016/j.brat.2007.05.004.
57. Asmundson GJG, Abramowitz JS, Richter AA, Whedon M. Health anxiety: current perspectives and future directions. Curr Psychiatry Rep. 2010;12(4):306–12. https://doi.org/10.1007/s11920-010-0123-9.
58. Newby JM, McElroy E. The impact of internet-delivered cognitive behavioural therapy for health anxiety on cyberchondria. J Anxiety Disord. 2020;69:102150. https://doi.org/10.1016/j.janxdis.2019.102150.
59. Horenstein A, Heimberg RG. Anxiety disorders and healthcare utilization: a systematic review. Clin Psychol Rev. 2020;81:101894. https://doi.org/10.1016/j.cpr.2020.101894.
60. Thorgaard MV, Frostholm L, Rask CU. Childhood and family factors in the development of health anxiety: a systematic review. Child Health Care. 2018;47(2):198–238. https://doi.org/10.1080/02739615.2017.1318390.
61. Taylor S, Thordarson DS, Jang KL, Asmundson GJ. Genetic and environmental origins of health anxiety: a twin study. World Psychiatry. 2006;5(1):47–50.
62. Mier D, Josef B, Julia O, Tobias K, Vera Z, Fred R, et al. Neural correlates of an attentional bias to health-threatening stimuli in individuals with pathological health anxiety. J Psychiatry Neurosci. 2017;42(3):200. https://doi.org/10.1503/jpn.160081.
63. Yan Z, Witthöft M, Bailer J, Diener C, Mier D. Scary symptoms? Functional magnetic resonance imaging evidence for symptom interpretation bias in pathological health anxiety. Eur Arch Psychiatry Clin Neurosci. 2019;269(2):195–207. https://doi.org/10.1007/s00406-017-0832-8.
64. Pilowsky I. Dimensions of hypochondriasis. Br J Psychiatry. 1967;113(494):89–93. https://doi.org/10.1192/bjp.113.494.89.
65. Kellner R, Abbott P, Winslow WW, Pathak D. Fears, beliefs, and attitudes in DSM-III hypochondriasis. J Nerv Ment Dis. 1987;175(1):20–5. https://doi.org/10.1097/00005053-198701000-00004.
66. Salkovskis PM, Rimes KA, Warwick HM, Clark DM. The Health Anxiety Inventory: development and validation of scales for the measurement of health anxiety and hypochondriasis. Psychol Med. 2002;32(5):843–53. https://doi.org/10.1017/s0033291702005822.
67. Speckens AEM, Spinhoven P, Sloekers PPA, Bolk JH, van Hemert AM. A validation study of the Whitely Index, the Illness Attitude Scales, and the Somatosensory Amplification Scale in general medical and general practice patients. J Psychosom Res. 1996;40(1):95–104. https://doi.org/10.1016/0022-3999(95)00561-7.
68. Welch PG, Carleton RN, Asmundson GJG. Measuring health anxiety: moving past the dichotomous response option of the original Whiteley Index. J Anxiety Disord. 2009;23(7):1002–7. https://doi.org/10.1016/j.janxdis.2009.05.006.
69. Alberts NM, Hadjistavropoulos HD, Jones SL, Sharpe D. The short health anxiety inventory: a systematic review and meta-analysis. J Anxiety Disord. 2013;27(1):68–78. https://doi.org/10.1016/j.janxdis.2012.10.009.
70. Norbye AD, Abelsen B, Førde OH, Ringberg U. Health anxiety is an important driver of healthcare use. BMC Health Serv Res. 2022;22(1):138. https://doi.org/10.1186/s12913-022-07529-x.
71. Brown TA, Barlow DH. Anxiety and related disorders interview schedule for DSM-5 (ADIS-5)-adult and lifetime version: clinician manual. New York (US): Oxford University Press; 2014.
72. Axelsson E, Andersson E, Ljótsson B, Wallhed Finn D, Hedman E. The health preoccupation diagnostic interview: inter-rater reliability of a structured interview for diagnostic assessment of DSM-5 somatic symptom disorder and illness anxiety disorder. Cogn Behav Ther. 2016;45(4):259–69. https://doi.org/10.1080/16506073.2016.1161663.
73. First MB. Structured clinical interview for the DSM (SCID). In: Cautin RL, Lilienfeld SO, editors. Encycl Clin Psychol. Hoboken (NJ): Wiley; 2015. p. 1–6.
74. Axelsson E, Hedman-Lagerlöf E. Cognitive behavior therapy for health anxiety: systematic review and meta-analysis of clinical efficacy and health economic outcomes. Expert Rev Pharmacoecon Outcomes Res. 2019;19(6):663–76. https://doi.org/10.1080/14737167.2019.1703182.
75. •• Cooper K, Gregory JD, Walker I, Lambe S, Salkovskis PM. Cognitive behaviour therapy for health anxiety: a systematic review and meta-analysis. Behav Cogn Psychother. 2017;45(6):673. https://doi.org/10.1017/s1352465817000510. This review nicely summarises the evidence of psychological interventions for health anxiety.
76. Maass U, Kühne F, Maas J, Unverdross M, Weck F. Psychological interventions for health anxiety and somatic symptoms: a systematic review and meta-analysis. Z Psychol. 2020;228(2):68–80. https://doi.org/10.1027/2151-2604/a000400.
77. Hedman E, Axelsson E, Andersson E, Lekander M, Ljótsson B. Exposure-based cognitive–behavioural therapy via the internet and as bibliotherapy for somatic symptom disorder and illness anxiety disorder: randomised controlled trial. Br J Psychiatry. 2016;209(5):407–13. https://doi.org/10.1192/bjp.bp.116.181396.
78. Newby JM, Haskelberg H, Hobbs MJ, Mahoney AEJ, Mason E, Andrews G. The effectiveness of internet-delivered cognitive behavioural therapy for health anxiety in routine care. J Affect Disord. 2020;264:535–42. https://doi.org/10.1016/j.jad.2019.11.087.
79. Sharrock MJ, Mahoney AEJ, Haskelberg H, Millard M, Newby JM. The uptake and outcomes of Internet-based cognitive behavioural therapy for health anxiety symptoms during the COVID-19 pandemic. J Anxiety Disord. 2021;84: 102494. https://doi.org/10.1016/j.janxdis.2021.102494.
80. Axelsson E, Andersson E, Ljótsson B, Björkander D, Hedman-Lagerlöf M, Hedman-Lagerlöf E. Effect of internet vs face-to-face cognitive behavior therapy for health anxiety: a randomized noninferiority clinical trial. JAMA Psychiat. 2020;77(9):915–24. https://doi.org/10.1001/jamapsychiatry.2020.0940.
81. Lovas DA, Barsky AJ. Mindfulness-based cognitive therapy for hypochondriasis, or severe health anxiety: a pilot study. J Anxiety Disord. 2010;24(8):931–5. https://doi.org/10.1016/j.janxdis.2010.06.019.
82. McManus F, Surawy C, Muse K, Vazquez-Montes M, Williams JM. A randomized clinical trial of mindfulness-based cognitive therapy versus unrestricted services for health anxiety (hypochondriasis). J Consult Clin Psychol. 2012;80(5):817–28. https://doi.org/10.1037/a0028782.
83. Hoffmann D, Rask CU, Hedman-Lagerlöf E, Jensen JS, Frostholm L. Efficacy of internet-delivered acceptance and commitment therapy for severe health anxiety: results from a randomized, controlled trial. Psychol Med. 2021;51(15):2685–95. https://doi.org/10.1017/s0033291720001312.
84. Hoffmann D, Rask CU, Hedman-Lagerlöf E, Ljótsson B, Frostholm L. Development and feasibility testing of internet-delivered acceptance and commitment therapy for severe health anxiety: Pilot study. JMIR Ment Health. 2018;5(2): e28. https://doi.org/10.2196/mental.9198.
85. Lovas DA. Mindfulness-based cognitive therapy for severe health anxiety or hypochondriasis. In: Eisendrath SJ, editor. Mindfulness-Based Cognitive Therapy: Innovative Applications. New York (US): Springer; 2016. p. 105–111.
86. Fallon BA, Ahern DK, Pavlicova M, Slavov I, Skritskya N, Barsky AJ. A randomized controlled trial of medication and cognitive-behavioral therapy for hypochondriasis. Am J Psychiatry. 2017;174(8):756–64. https://doi.org/10.1176/appi.ajp.2017.16020189.
87. Fallon BA, Petkova E, Skritskaya N, Sanchez-Lacay A, Schneier F, Vermes D, et al. A double-masked, placebo-controlled study of fluoxetine for hypochondriasis. J Clin Psychopharmacol. 2008;28(6):638–45. https://doi.org/10.1097/JCP.0b013e31818d21cf.
88. Greeven A, van Balkom AJ, Visser S, Merkelbach JW, van Rood YR, van Dyck R, et al. Cognitive behavior therapy and paroxetine in the treatment of hypochondriasis: a randomized controlled trial. Am J Psychiatry. 2007;164(1):91–9. https://doi.org/10.1176/ajp.2007.164.1.91.
89. Rimvall MK, Jeppesen P, Skovgaard AM, Verhulst F, Olsen EM, Rask CU. Continuity of health anxiety from childhood to adolescence and associated healthcare costs: a prospective population-based cohort study. J Child Psychol Psychiatry. 2021;62(4):441–8. https://doi.org/10.1111/jcpp.13286.
90. Sirri L, Ricci Garotti MG, Grandi S, Tossani E. Adolescents’ hypochondriacal fears and beliefs: relationship with demographic features, psychological distress, well-being and health-related behaviors. J Psychosom Res. 2015;79(4):259–64. https://doi.org/10.1016/j.jpsychores.2015.07.002.
91. Essau CA. Course and outcome of somatoform disorders in non-referred adolescents. Psychosomatics. 2007;48(6):502–9. https://doi.org/10.1176/appi.psy.48.6.502.
92. Essau CA, Conradt J, Petermann F. Frequency, comorbidity, and psychosocial impairment of anxiety disorders in German adolescents. J Anxiety Disord. 2000;14(3):263–79. https://doi.org/10.1016/S0887-6185(99)00039-0.
93. Haig-Ferguson A, Cooper K, Cartwright E, Loades ME, Daniels J. Practitioner review: health anxiety in children and young people in the context of the COVID-19 pandemic. Behav Cogn Psychother. 2021;49(2):129–43. https://doi.org/10.1017/s1352465820000636.
94. •• Rask CU, Duholm CS, Poulsen CM, Rimvall MK, Wright KD. Annual research review: health anxiety in children and adolescents—developmental aspects and cross-generational influences. J Child Psychol Psychiatry. 2023;65(4):413-430. https://doi.org/10.1111/jcpp.13912. This review summarises the recent research of health anxiety in children and youth.
Купить номер с этой статьей в pdf