Нарушения сна и снижение когнитивных функций у лиц пожилого возраста: физиологическая норма или патология?

В современной медицинской литературе значительное внимание уделено проблеме деменции — синдрому, при котором происходит деградация когнитивных функций, что сопровождается ухудшением контроля над эмоциональным состоянием, а также нарушением социального поведения и мотиваций пациентов. Деменция затрагивает в основном пожилых людей, но она не является признаком физиологического старения. Снижение когнитивных функций при деменции всегда полифункционально и выражено в большей степени, нежели это ожидается при нормальном старении человека.

По данным ВОЗ, в настоящее время в мире насчитывают 47,5 млн людей, страдающих деменцией, ежегодно регистрируют 7,7 млн новых случаев заболевания. Прогнозируют, что деменция будет приобретать все большее медицинское и социально-экономическое значение во всем мире, особенно в стареющих популяциях, поскольку она является одной из основных причин инвалидности и зависимости пожилых людей, оказывает негативное воздействие не только на пациентов, но и на их семьи и на лиц, осуществляющих уход [1].

Как известно, несмотря на значительные усилия современной медицины, эффективное лечение пациентов, страдающих тяжелыми полифункциональными когнитивными расстройствами (КР), среди которых значительную часть (до 70%) составляют лица с болезнью Альцгеймера (БА), остается нерешенной задачей. Вот почему особую актуальность приобретает разработка алгоритмов ранней диагностики КР еще на начальных стадиях заболеваний, когда КР выражены минимально, а коррекция их наиболее эффективна.

В норме когнитивные функции обеспечивают процесс рационального познания мира и целенаправленное взаимодействие с ним [2]. Основными компонентами процесса познания считают гнозис (восприятие информации), исполнительные функции (обработку и анализ информации), память (запоминание и хранение информации) и экспрессивные функции (речь и праксис).

О нарушениях когнитивных функций можно говорить в случае ухудшения когнитивных способностей по сравнению с индивидуальной нормой или исходным уровнем. Одно из первых определений КР, не достигающих степени деменции, было сформулировано V. A. Kral, который, наблюдая пациентов с приступами апноэ во сне, выявил у них рассеянность внимания, снижение способности к запоминанию, раздражительность и нарушение социальных взаимодействий, назвав это расстройство «доброкачественной старческой забывчивостью» [3]. Позднее эксперты клиники Mayo предложили термин «mild cognitive impairment» («умеренные когнитивные расстройства», УКР), который используется в настоящее время и включен в МКБ-10 (F06.7) [4]. Актуальные критерии УКР сформулированы J. Touchon и R. Retersen и включают: 1) жалобы на когнитивные нарушения со стороны самого пациента или знающих его людей; 2) снижение функциональных возможностей в течение года; 3) отсутствие влияния когнитивного дефекта на повседневную активность; 4) умеренный когнитивный дефицит по данным нейропсихологического исследования; 5) сохранный общий уровень интеллекта и отсутствие клинических признаков деменции. Согласно МКБ-10, УКР (F06.7) диагностируют в случае снижения памяти, трудности обучения, сниженной способности концентрироваться на выполнении какой-либо задачи на длительное время; выраженной психической усталости при попытке решить умственную задачу. Необходимо иметь в виду, что при УКР ни один из перечисленных симптомов не является столь выраженным, чтобы можно было диагностировать деменцию или делирий.

Согласно современным данным зарубежных авторов, частота встречаемости УКР составляет от 11% до 20% среди лиц старше 65 лет и около 45% среди пациентов неврологического профиля [5–7]. Результаты эпидемиологических исследований распространенности УКР варьируют и во многом зависят не только от региона, но и от характера выборки, методов исследования и квалификации специалистов. В отечественном эпидемиологическом исследовании ПРОМЕТЕЙ, проведенном в 2005–2007 гг., установлена частота встречаемости УКР и так называемых «легких» КН среди пожилых пациентов, обратившихся к неврологу, составившая 43% [8].

По мнению нейрофизиологов, нормальное старение не сопровождается нарушением когнитивных функций, однако для него характерно снижение консолидации сна и бодрствования.

У здорового человека сеть регуляторных нейронов гипоталамуса и ствола головного мозга позволяет с помощью взаимодействия гомеостатических и циркадных систем обеспечивать ежедневное чередование периодов сна и бодрствования [9]. Нормальный сон представлен последовательностью фаз медленного (ФМС) и быстрого сна (ФБС). ФМС выполняет функцию восстановления за счет анаболического влияния соматотропного гормона. Происходит увеличение количества клеточных белков и рибонуклеиновых кислот, фосфатергических связей. ФБС обеспечивает переработку информации, полученной в процессе предшествующего бодрствования, при этом нейроны головного мозга активны. Клинически эта стадия характеризуется быстрыми движениями глаз (БДГ), «вегетативной бурей» с дыхательной и сердечной аритмией, колебаниями артериального давления, эпизодами апноэ длительностью менее 10 секунд [10]. Важным маркером сохранности когнитивных функций и нейроанатомической целостности принято считать характеристики «веретен» сна. Высокая плотность «веретен» сна ассоциирована с лучшими показателями вербальной памяти, зрительного внимания и скорости речи [11].

Возрастные изменения сна характеризуются сокращением общей длительности сна, в среднем до 6 часов в сутки, преимущественно за счет ФМС. Это приводит к нарушению консолидации памяти, способствуя тем самым формированию УКР. С возрастом, в связи с атрофией серого вещества префронтальных отделов головного мозга, отмечаются качественные изменения в работе сомногенных систем: редукция «веретен» сна (уменьшается их средняя частота и амплитуда; по мере увеличения возраста снижается средняя продолжительность веретена, а также теряется характерная веретенообразная форма), уменьшение δ-индекса (представленность медленноволновой активности в спектре электроэнцефалографии). Это приводит к уменьшению общей продолжительности сна, увеличению поверхностных стадий, времени засыпания и продолжительности бодрствования. Физиологическое возраст-зависимое изменение сна человека проявляется микрозасыпаниями в дневное время, фрагментацией и формированием полифазного сна, смещением цикла сон–бодрствование на более раннее время суток. Важная роль в дисрегуляции цикла сон–бодрствование принадлежит уменьшению эффективности действия света и снижению ночной секреции мелатонина [11].

В настоящее время накоплено достаточно свидетельств, позволяющих судить о наличии взаимосвязи расстройств сна и КР, а именно ассоциации ранних и прогрессирующих нарушений циркадианного ритма, изменения качества и архитектуры сна с увеличением риска развития деменции [12–14]. Наиболее часто нарушение сна, как клиническое проявление заболевания, встречается при БА, болезни Паркинсона, болезни с диффузными тельцами Леви, причем уже на стадии УКР [15].

К наиболее частым нарушениям сна у пациентов с УКР относят инсомнию, повышенную дневную сонливость, нарушение циркадианного ритма сон–бодрствование с вечерней спутанностью, нарушение дыхания во сне, включая обструктивные апноэ во сне (ОАС), синдром первичного центрального апноэ сна, синдром центрального апноэ сна при дыхании Чейна–Стокса, синдром гиповентиляции/гипоксемии во сне при патологии паренхимы или сосудов легких, парасомнии, в частности расстройство поведения во время быстрого сна, синдром беспокойных ног.

По данным Национального института здоровья США (National Institutes of Health, NIH), частота встречаемости нарушений сна в популяциях США составляет 6–10%, а среди больных неврологической патологией достигает 40–83%, что зависит от формы заболевания [16]. В ряде исследований показано, что частота встречаемости нарушений сна среди больных с УКР существенно превышает таковую среди лиц с сохранными когнитивными функциями [17] (табл. 1).

Множество исследований свидетельствуют о взаимосвязи когнитивных нарушений и расстройств дыхания во сне. Установлено, что наиболее часто (40%) у пациентов с БА и другими деменциями регистрируются ОАС, способствующие нейродегенерации в связи с фрагментацией сна и транзиторной гипоксией. Наряду с этим ОАС ассоциируются с развитием сердечно-сосудистых заболеваний, в том числе гипертонической болезнью, коронарной патологией и инфарктом мозга.

Традиционно диагностика УКР базируется на анализе жалоб пациента, субъективной оценке неврологом и психиатром клинических проявлений заболевания, результатах инструментальных исследований и нейропсихологического тестирования. Для повышения объективности диагностики КР при оценке когнитивных функций рекомендуют использовать специальные шкалы, одной из которых является MMSE. В последующие годы разработаны и внедрены разнообразные методики тестирования, включая CAMDEX, CAMCOG, IQCODE, VFT, CDT и другие [18] (табл. 2).

Очевидно, что в процессе нейро­психологической диагностики важно оценивать не только когнитивные, но и некогнитивные нарушения. Так, у пациентов с УКР некогнитивные нервно-психические нарушения, в частности расстройство сна, в ряде случаев [19] являются ранними маркерами развития БА [20].

В клинической практике применение детального нейропсихологического тестирования может оказаться ограниченным из-за отсутствия квалифицированных профессионалов, высокой стоимости и большой продолжительности обследования. Широкий спектр методик нейропсихологического тестирования, их недостаточная чувствительность и специфичность, а также высокая частота КР диктуют необходимость разработки алгоритмов диагностики УКР, которые были бы ориентированы на применение в практическом здравоохранении, рентабельны, доступны, результативны, легко интерпретируемы, высокочувствительны и специфичны, применимы ко всем клиническим формам УКР. В этой связи представляется перспективным применение специализированных компьютерных программ для диагностики и оценки УКР, например, CANTAB, CANS-MCI, которые адаптированы и валидизированы в регионах их разработки [21]. Важное значение в диагностике УКР отводят оценке биомаркеров в ликворе, структурных и функциональных изменений по данным нейровизуализации. Один из предложенных способов ранней диагностики УКР при БА основан на выявлении атрофии медиальных отделов височных долей по данным магнитно-резонансной томографии головного мозга и носительства аллеля ε4 гена аполипопротеина Е (APOE) [21]. Однако эти методики имеют ограниченное применение. С точки зрения практикующего врача, выявление пациентов с УКР, а также оценка риска прогрессирования КР до степени деменции во многом зависят от клинического суждения и результатов исследования когнитивного статуса доступными методами.

У пациентов с УКР наряду с нарушением сна часто диагностируют неврозоподобные, астенические, тревожные и депрессивные нарушения [22–23]. Это связано с дисрегуляцией гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой и иммунной систем организма [24–26]. Риск возникновения тревожных и депрессивных расстройств, равно как и изменение продолжительности сна, коррелирует с активностью системного воспаления [27]. Общие нейрохимические процессы, лежащие в основе расстройств сна и развития депрессии, опосредованы повышенным уровнем С-реактивного белка (СРБ, hs-CRP), белка S100 и моноцитарного хемоаттрактантного протеина-1 (MCP-1) [28–29]. Воспаление относят к наиболее значимым факторам риска возникновения КР [30–31], наиболее достоверная взаимосвязь между маркерами воспаления и КР установлена в отношении СРБ [32]. В ряде случаев воспалительные изменения могут быть опосредованы наличием сердечно-сосудистых заболеваний [33–34]. Предикторы возникновения ишемической болезни сердца у пациентов с нарушением сна были выявлены в исследовании L. B. Strand et al. [35]. У пациентов с обструктивным апноэ во сне и метаболическим синдромом повышен уровень СРБ, что можно считать адаптивным ответом на гипоксию [36]. Дополнительным подтверждением описанной выше взаимосвязи инсомнии, депрессии, системного воспаления и КР можно считать результаты исследования M. Heinzelmann at al., показавшие, что при нормализации сна снижается уровень СРБ в крови, при этом снижается и уровень депрессии [37].

В международной классификации расстройств сна (International classification of sleep disorders, ICSD-2) представлено более 100 различных причин и вариантов нарушений сна, включая инсомнию, расстройства дыхания во сне, гиперсомнию, расстройство циркадного ритма сна, парасомнии, расстройства движений во сне и другие.

Описанные в классификации расстройства для удобства сгруппированы в 11 рубрик:

1. Адаптационная инсомния.
2. Психофизиологическая инсомния.
3. Парадоксальная инсомния (искаженное восприятие сна, агнозия сна).
4. Идиопатическая инсомния.
5. Инсомния, обусловленная психическим расстройством.
6. Инсомния в связи с неадекватной гигиеной сна.
7. Поведенческая инсомния детского возраста.
8. Инсомния на фоне органической патологии (неврологической и соматической).
9. Инсомния, обусловленная приемом лекарств или других веществ.
10. Неклассифицированная инсомния неорганического характера.
11. Неклассифицированная инсомния органического характера.

Многие из перечисленных видов расстройств сна могут приводить к развитию КР. Ряд исследований свидетельствуют о связи расстройства ритма сон–бодрствование с высоким риском возникновения деменции. Нарушения архитектуры сна приводят к нарушению консолидации памяти и вследствие этого к когнитивному снижению. По данным P. Eikelenboom и соавт., выявление амилоидных депозитов у пациентов на додементной стадии БА коррелирует с низким качеством сна. Нарушения сна у пациентов с болезнью Паркинсона, включая дневную гиперсомнию, парасомнию и расстройство поведения в ФБС, рассматриваются как продромальные стадии заболевания. При этом коррекция расстройств сна приводит к улучшению качества жизни [31].

Определение этиологии нарушений сна нередко представляет сложную задачу. У многих пациентов причины инсомнии могут иметь сочетанный характер. Наиболее частыми причинами нарушений сна считают:

• стресс;
• неврозы, психические заболевания;
• неврологические заболевания;
• соматические заболевания;
• психотропные препараты, алкоголь, токсические факторы;
• эндокринно-обменные заболевания;
• синдромы, возникающие во сне (синдром «апноэ во сне», двигательные нарушения во сне);
• болевые феномены;
• внешние неблагоприятные условия (шум, влажность и т. п.), сменная работа, перемена часовых поясов, нарушенная гигиена сна;
• конституционально обусловленное укорочение ночного сна.

Частые жалобы пациентов старшего возраста на нарушения сна, наряду с низким уровнем мелатонина, могут быть обусловлены другими причинами, в частности: нарушением распорядка и гигиены сна, наличием сопутствующих заболеваний (выраженный болевой синдром, патология сердца — нарушение ритма, соматоформная дисфункция, депрессивные нарушения), злоупотребление снотворными препаратами, психотропными средствами, препаратами ноотропного ряда, кортикостероидами, бронходилататорами, бета-блокаторами и др. [38].

Факторами риска нарушений сна считают:

• пожилой возраст;
• женский пол;
• продолжительность сна менее 5 часов;
• низкий уровень образования;
• отсутствие работы;
• разрывы межличностных отношений и супружеские разводы;
• психологические и психиатрические нарушения;
• соматические заболевания.

Согласно ICSD-2, определены следующие критерии диагностики инсомнии:

• жалобы на нарушенное засыпание, поддержание сна, раннее пробуждение или на сон, не приносящий должного восстановления и освежения и приводящий к снижению качества бодрствования;
• появление проблем отмечается в обстановке или окружении, адекватных для сна;
• наличие хотя бы одной из проблем бодрствования, ассоциированных с плохим сном: усталость; снижение внимания или памяти; социальная дезадаптация; нарушение настроения; уменьшение жизненной активности; появление ошибок в работе или при вождении автомобиля; внутреннее напряжение; сонливость; желудочно-кишечные расстройства; беспокойство по поводу плохого сна.

Особого внимания заслуживает первичная инсомния, критериями диагностики которой согласно Diagnostic and Statistical Manual of mental disorders (DSM-IV) определены:

• жалобы на плохое засыпание, плохое качество сна, недостаточность восстановительной функции сна;
• бессонница обусловлена клинически значимым дистрессом или проблемами в социальной, профессиональной или иной важной сфере деятельности;
• отсутствие иных этиологических факторов нарушения сна;
• отсутствие психических или соматических заболеваний;
• отсутствие связи инсомнии с непосредственным действием каких-либо веществ или воздействием медицинского характера.

Диагностика нарушений сна, как правило, основана на субъективных данных (жалобы пациента и сведения из анамнеза заболевания). Выявление факторов, вызывающих нарушение сна, обсуждение привычных условий засыпания и факторов гигиены сна могут оказать драматическое влияние на процесс коррекции расстройств сна. При подозрении на наличие у пациента ранее недиагностированного психического или соматического расстройства необходимы консультация и обследование у профильного специалиста. Так, признаки, связанные с трудностью засыпания, частым просыпанием во время сна и ранним пробуждением, сниженным фоном настроения, могут свидетельствовать в пользу депрессии.

О симптомах нарушений сна могут свидетельствовать апноэ во сне (храп, кратковременные апноэ во время сна, затрудненное дыхание, короткая толстая шея, избыточный вес, увеличенные миндалины) или синдром беспокойных ног (ощущения усталости, тяжести, стягивания, покалывания, давления, распирания, ползания мурашек «в глубине мышц, в костях», в области голеней («в глубине голеней»), реже бедер и стоп).

Определение характера и выраженности расстройств сна, направление терапевтического воздействия можно определить с помощью специализированных шкал оценки сонливости, таких как шкала Epworth, и данных дневника ритма сон–бодрствование в течение двух недель.

Лабораторные и инструментальные методы, подтверждающие расстройства сна, включают: электрокардиографию (ЭКГ) или определение частоты пульса, насыщение гемоглобина крови кислородом (сатурация), электроэнцефалографию (ЭЭГ), электромиографию (ЭМГ), электро­окулографию (ЭОГ), назофарингеальный поток (движение воздуха через носовую и ротовую полости), торакоабдоминальные движения (движения грудной и брюшной стенки), звук храпа, регистрируемый посредством микрофона, ларингофона (пьезодатчика, прикрепляемого к боковой поверхности трахеи) или носовых канюль для измерения давления воздушного потока, положение тела во сне (актография), магнитно-резонансной томографии головного мозга. Однако перечень диагностических методик, необходимых в оценке нарушений сна, для каждого пациента определяется индивидуально.

Сотрудники Американской академии медицины сна (American Academy of Sleep Medicine, AASM) разработали перечень диагностических тестов [39], важных для своевременного выявления нарушений сна.

Для определения коморбидных нарушений предложены анкеты, используемые в общей медицинской и психиатрической практике:

• оценка сонливости, например, шкалы сонливости Epworth;
• дневник, отражающий особенности ритма сон–бодрствование и их изменения на протяжении двух недель.

Для подробного анализа нарушений сна необходимы следующие сведения:

• временные параметры нарушений сна;
• распорядок действий пациента перед сном (так называемая гигиена сна);
• сведения о наличии/отсутствии симптомов нарушений сна, трактуемых как инсомния.

Необходимы подробные сведения о заболевании, которые могут быть получены из анамнеза и с учетом данных клинического обследования.

Важно подробное описание психического статуса, в частности, результаты оценки тревоги и депрессии.

Необходимо получить данные из семейного анамнеза для оценки:

• риска развития фатальной семейной бессонницы: несмотря на то, что это редкое заболевание, его необходимо распознать в случае болезни родственников первой степени родства;
• риска возникновения наследственных заболеваний, которые могут привести к инсомнии (пример: психические нарушения).

При оценке социального анамнеза необходимо учитывать:

• связь со стрессом (при преходящих кратковременных эпизодах инсомнии);
• перенесенный стресс или заболевания (при хронической инсомнии);
• курение, употребление продуктов, содержащих кофеин, алкоголя и наркотических препаратов [39].

При решении вопросов диагностики и лечении нарушений сна у пациентов с УКР врачу необходимо оценить данные объективного осмотра. Так, важно оценить риск возникновения обструктивного апноэ во сне с учетом данных заболевания, особенностей строения ЛОР-органов, шеи, хронических легочных заболеваний, неврологического статуса. Выявление соматических и психических расстройств, в том числе тревоги и депрессии, требует специализированного обследования и лечения [38].

Важную роль в диагностике расстройств сна отводят своевременной консультации врача-сомнолога. Значительный спектр возможностей нейропсихологического тестирования, а также высокая частота нарушений сна у больных УКР диктуют необходимость создания алгоритма диагностики указанных расстройств и способов их коррекции, ориентированных на более широкий круг врачей. В определенной мере это реализовано сотрудниками Italian Dementia Research Association (SINDem), разработавшими рекомендации по коррекции нарушений сна у пациентов с УКР [40].

Согласно рекомендациям ASSAM, лечение нарушений сна должно быть направлено на улучшение качества сна и последствия расстройств, связанных с периодом бодрствования.

В основе лечебных мероприятий, направленных на коррекцию расстройств сна, лежат: 1) устранение внешних и внутренних факторов, негативно влияющих на процесс сна; 2) воздействие на способность к засыпанию; 3) восстановление структуры сна. У пациентов старшей возрастной группы начальным этапом коррекции нарушений сна принято считать методы немедикаментозной поведенческой модификации. Соблюдение правил гигиены сна, ведение дневника сна, соблюдение правил здорового питания, поведенческая терапия с помощью исключения дневного сна, увеличения физической активности, а также социальная адаптация позволяют в значительной степени уменьшить выраженность расстройств сна и риск их возобновления [41].

В основе коррекции нарушений сна лежит адекватный контроль состояний, вызвавших его расстройство. Так, в случае выраженного болевого синдрома, психических нарушений, лечение должно быть направлено на коррекцию соматического или психического заболеваний. В ряде случаев, когда причиной расстройств сна служит сочетанная патология, задача врача заключается в подборе снотворного препарата (гипнотика). Основные принципы назначений снотворного препарата: 1) стартовую терапию проводят минимально низкой эффективной дозой; 2) применение препарата должно быть ситуационным, в случае необходимости; 3) по возможности, непрерывный прием препарата должен составлять не более 2–4 недель (за это время у пациента не наступает лекарственная зависимость, но имеется достаточно времени для оценки основных причин нарушений сна); 4) продолжительность сна не должна превышать 8 часов в сутки; 5) преимущественно применяют препараты с быстрым началом действия (золпидем); 6) при нарушении процесса засыпания рекомендуют препараты с замедленным метаболизмом (флуразепам, эстазолам); 7) больным, получающим снотворные препараты длительно, устанавливают «лекарственные каникулы», что позволяет уменьшить дозу препарата или заменить его другим.

Таким образом, с одной стороны, для лиц, предъявляющих жалобы на снижение познавательных функций, целесообразно не только использовать шкалы (MMSE, MoCa или другие), ориентированные на выявление УКР или деменции, но и проводить дообследование на предмет выявления коморбидных состояний, использовать лабораторные тесты (например, hs-CRP) и опросники, служащие выявлению тревоги и депрессии, и нарушений сна (рис.). При назначении лечения важно учитывать, что коррекция инсомнии способствует замедлению темпа нарастания нарушения когнитивных функций. С другой стороны, очевидна необходимость проводить скрининг когнитивных расстройств и более детальное обследование (прежде всего, ориентированное на выявление соматических и психических заболеваний) пациентов, страдающих нарушениями сна вне зависимости от эффективности/неэффективности гипнотиков. Своевременное распознавание КР на ранних стадиях позволят начать их адекватное лечение, позволяющее избежать прогрессирование нарушений когнитивных функций с развитием деменции и дезадаптации пациентов.

Литература

1. Всемирная организация здравоохранения. Деменция [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.who.int/mediacentre/factsheets/fs362/ru/ — заглавие с экрана. (Дата обращения: 28.03.2016).
2. Захаров В. В., Яхно Н. Н. Когнитивные расстройства в пожилом и старческом возрасте. Методическое пособие для врачей. М.: 2005. 71 с.
3. Kales A., Caldwell A., Cadieux R., Vela-Bueno A., Ruch L., Mayes S. Severe obstructive sleep apnea II: Associated psychopathology and psychosocial consequences // Journal of Chronic Dis-eases. 1985; 38 (5): 427–434. DOI: 10.1016/0021–9681 (85)90138–9.
4. Захаров В. В., Вознесенская Т. Г. Нервно-психические нарушения: диагностические тесты. 3-е издание. М., 2014. 320 с.
5. Forlenza O., Diniz B., Stella F., Teixeira A., Gattaz W. Mild cognitive impairment (part 1): clinical characteristics and predictors of dementia // Rev Bras Psiquiatr. 2013; 35 (2): 178–185. DOI: 10.1590/1516–4446–2012–3503.
6. Ravaglia G., Forti P., Montesi F., Lucicesare A., Pisacane N., Rietti E. et al. Mild cognitive impairment: epidemiology and dementia risk in an elderly Italian population // J Am Geriatr Soc. 2008; 56: 51–58.
7. Luck T., Riedel-Heller S. G., Kaduszkiewicz H., Bickel H., Jessen F., Pentzek M. et al. Mild cognitive impairment in general practice: agespecific prevalence and correlate results from the German study on ageing, cognition and dementia in primary care patients (AgeCoDe) // Dement Geriatr Cogn Dis-ord. 2007; 24: 307–316.
8. Захаров В. В. Распространенность и лечение когнитивных нарушений в неврологической клинике (Результаты Всероссийского исследования «ПРОМЕТЕЙ») [Электронный ресурс] // Сonsilium medicum. Т. № 10, № 2, с. 25–29.
9. Saper C. B., Fuller P. M., Pedersen N. P., Lu J., Scammell T. E. Sleep state switching // Neuron. 2010; 68: 1023–1042.
10. Guarnieri B., Sorbi S. Sleep and Cognitive Decline: A Strong Bidirectional Relationship. It Is Time for Specific Recommendations on Routine Assessment and the Management of Sleep Disorders in Patients with Mild Cognitive Impairment and Dementia // Eur Neurol. 2015; 74: 43–48.
11. Da Silva Rapc. Sleep disturbances and mild cognitive impairment: A review // Sleep Science. 2015; 8 (1): 36–41. DOI: 10.1016/j.slsci.2015.02.001.
12. Tranah G. J., Blackwell T., Stone K. L., Ancoli-Israel S., Paudel M. L., Ensrud K. E., Cauley J. A., Redline S., Hillier T. A., Cummings S. R., Yaffe K. SOF Research Group: Circadian activity rhythms and risk of incident dementia and mild cognitive impairment in older women // Ann Neurol. 2011; 70: 722–732.
13. Chen P. L., Lee W. J., Sun W. Z., Oyang Y. J., Fuh J. L. Risk of dementia in patients with insom-nia and long-term use of hypnotics: a population-based retrospective cohort study // PLoS One. 2012; 7: e49113.
14. Virta J. J., Heikkilä K., Perola M., Koskenvuo M., Räihä I., Rinne J. O., Kaprio J. Midlife sleep characteristics associated with late life cognitive function // Sleep. 2013; 36: 1533–1541, 1541 A.
15. David D. J., Samuels B. A., Rainer Q. et al. Behavioral effects of fluoxetine in an animal model of anxiety/depression are mediated by both neurogenesis-dependent and independent mechanisms // Neuron. 2009; 62 (4): 479–493. DOI: 10.1016/j.neuron.2009.04.017.
16. Полуэктов М. Г. Нарушения сна в практике невролога // Неврология, нейропсихиатрия, психосоматика. 2012. № 4. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/narusheniya-sna-v-praktike-nevrologa (дата обращения: 08.04.2016). Научная библиотека КиберЛенинка: http://cyberleninka.ru/article/n/narusheniya-sna-v-praktike-nevrologa#ixzz45 B9 DC7 pU.
17. Renata da Silva R. Sleep disturbances and mild cognitive impairment: A review // Sleep Science. 2015; 8 (1): 36–41. DOI: 10.1016/j.slsci.2015.02.001.
18. Ladeira R. B., Diniz B. S., Nunes P. V., Forlenza O. V. Combining cogni-tive screening tests for the evaluation of mild cognitive impairment in the elder-ly // Clinics (Sao Paulo). 2009; 64: 967–973.
19. Chen P. L., Lee W. J., Sun W. Z., Oyang Y. J., Fuh J. L. Risk of dementia in patients with insom-nia and long-term use of hypnotics: a population-based retrospective cohort study // PLoS One. 2012; 7: e49113.
20. Forlenza O. V., Diniz B. S., Nunes P. V., Memo´ria C. M., Yassuda M. S., Gattaz W. F. Diagnostic transitions in mild cognitive impairment subtypes // Int Psychogeriatr. 2009; 21: 1088–1095.
21. Duara R., Loewenstein D., Greig M. et al. Reliability and Validity of an Algorithm for the Diagnosis of Normal Cognition, Mild Cognitive Impairment, and Dementia: Implications for Multicenter Research Studies // The American Journal of Geriatric Psychiatry. 2010; 18 (4): 363–370. DOI: 10.1097/jgp.0 b013 e3181 c534 a0.
22. Еременко С. И. Дисциркуляторная энцефалопатия (этиология, патогенез, патоморфология, клиника, экспертиза трудоспособности, принципы лечения). Благовещенск. Амурская государственная медицинская академия; 2008. Доступно по: http://dis.konflib.ru/metodichki-meditsina/101267-3-si-eremenko-discirkulyatornaya-encefalopatiya-etiologiya-patogenez-patomorfologiya-klinika-ekspertiza-trudosposobnosti-princi.php.
23. Левин Я. И. Депрессия и сон // Лечащий Врач. 2008, 8: 29–32.
24. Suarez E. C., Sundy J. S., Erkanli A. Depressogenic vulnerability and gender-specific patterns of neuro-immune dysregulation: What the ratio of cortisol to C-reactive protein can tell us about loss of normal regulatory control. Brain, Behavior, and Immunity [Internet]. Elsevier BV. 2015; 44: 137–47. DOI: 10.1016/j.bbi.2014.09.008.
25. Matsuzaka H., Maeshima H., Kida S., Kurita H., Shimano T., Nakano Y. et al. Gender Differences in Serum Testosterone and Cortisol in Patients with Major Depressive Disorder Compared with Controls // The International Journal of Psychiatry in Medicine [Internet]. SAGE Publications; 2013; 46 (2): 203–221. DOI: 10.2190/pm.46.2.g.
26. Pace T. W. W., Raison C. L., Miller A. H. Neuroendocrine — Immune Interactions: Implications for Health and Behavior. Hormones, Brain and Behavior [Internet]. Elsevier BV. 2009; 2597–634. DOI: 10.1016/b978–008088783–8.00083–8.
27. Prather A. A., Vogelzangs N., Penninx B. W. J. H. Sleep duration, insomnia, and markers of systemic inflammation: Results from the Netherlands Study of Depression and Anxiety (NESDA) // Journal of Psychiatric Research [Internet]. Elsevier BV. 2015; 60: 95–102. DOI: 10.1016/j.jpsychires.2014.09.018.
28. Iskesen I., Kurdal A. T., Yilmaz H., Cerrahoglu M., Sirin B. H. Sleep disturbances after cardiac surgery with or without elevated S100 B levels // Acta Cardiologica. 2009; 64 (6): 741–746. DOI: 10.2143/AC.64.6.2044737.
29. Choa H. J., Seeman T. E., Kiefe C. I., Lauderdale D. S., Irwin M. R. Sleep disturbance and longitudinal risk of inflammation: Moderatinginfluences of social integration and social isolation in the CoronaryArtery Risk Development in Young Adults (CARDIA) study // Brain Behav. Immun. 2015; 1–8. DOI: 10.1016/j.bbi.2015.02.023.
30. Saleem M., Herrmann N., Swardfager W., Eisen R., Lanctôt K. L. Inflammatory Markers in Mild Cognitive Impairment: A Meta-Analysis. Arosio B., editor // JAD [Internet]. 2015; 3; 47 (3): 669–679. DOI: 10.3233/jad-150042.
31. Eikelenboom P., van Exel E., Hoozemans J. J. M., Veerhuis R., Rozemuller A. J. M., van Gool W. A. Neuroinflammation — An Early Event in Both the History and Pathogenesis of Alzheimer’s Disease // Neurodegenerative Dis [Internet]. S. Karger AG. 2010; 7 (1–3): 38–41. DOI: 10.1159/000283480.
32. Gorelick P. B., Scuteri A., Black S. E., DeCarli C., Greenberg S. M., Iadecola C. et al. Vascular Contributions to Cognitive Impairment and Dementia: A Statement for Healthcare Professionals From the American Heart Association/American Stroke Association // Stroke [Internet]. Ovid Technologies (Wolters Kluwer Health). 2011, Jul 21; 42 (9): 2672–2713. DOI: 10.1161/str.0 b013 e3182299496.
33. Pradhan A. D. C-Reactive Protein, Interleukin 6, and Risk of Developing Type 2 Diabetes Mellitus // JAMA [Internet]. American Medical Association (AMA). 2001; 18; 286 (3): 327. DOI: 10.1001/jama.286.3.327.
34. Grandner M. A., Buxton O. M., Jackson N., Sands-Lincoln M., Pandey A., Jean-Louis G. Extreme Sleep Durations and Increased C-Reactive Protein: Effects of Sex and Ethnoracial Group // SLEEP [Internet]. Associated Professional Sleep Societies (APSS). 2013. DOI: 10.5665/sleep.2646.
35. Strand L. B., Laugsand L. E., Skaug E.-A., Ellingsen Ø., Madssen E., Wisløff U. et al. Insomnia and Endothelial Function — The HUNT 3 Fitness Study. Schooling C. M., editor // PLoS ONE [Internet]. Public Library of Science (PLoS); 2012; 7 (12): e50933. DOI: journal.pone.0050933.
36. Briançon-Marjollet A., Henri M., Pépin J.-L., Lemarié E., Lévy P., Tamisier R. Altered in vitro Endothelial Repair and Monocyte Migration in Obstructive Sleep Apnea: Implication of VEGF and CRP // SLEEP [Internet]. Associated Professional Sleep Societies (APSS); 2014. DOI: 10.5665/sleep.4180.
37. Heinzelmann M., Lee H., Rak H., Livingston W., Barr T., Baxter T. et al. Sleep restoration is associated with reduced plasma C-reactive protein and depression symptoms in military personnel with sleep disturbance after deployment // Sleep Medicine [Internet]. Elsevier BV. 2014 Dec; 15 (12): 1565–1570. DOI: 10.1016/j.sleep.2014.08.004.
38. Яхно Н. Н., Дамулин И. В. Дисциркуляторная энцефалопатия и сосудистая деменция у пожилых // Рус. мед. журн. 1997; 5 (20): 45–56. http://www.rmj.ru/articles_2879.htm. Ссылка активна на 1.12.2015.
39. Insomnia [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://emedicine.medscape.com/article/1187829-overview — заглавие с экрана. (Дата обращения: 8.04.2016).
40. Schutte-Rodin S., Broch L., Buysse D., Dorsey C., Sateia M. Clinical guideline for the evaluation and management of chronic insomnia in adults // J Clin Sleep Med. 2008 Oct 15. 4 (5): 487–504.
41. Palmer K., Musicco M., Caltagirone C. Are Guidelines Needed for the Diagnosis and Management of Incipient Alzheimer’s Disease and Mild Cognitive Impairment? // International Journal of Alzheimer’s Disease. 2010; 2010: 417615. DOI: 10.4061/2010/417615.

---

А. Ю. Малеина
О. В. Колоколов¹, доктор медицинских наук
А. М. Колоколова, кандидат медицинских наук

ГБОУ ВПО СГМУ им. В. И. Разумовского МЗ РФ, Саратов

¹ Контактная информация: kolokolov@inbox.ru