В Екатеринбурге прошел III Всероссийский конгресс с международным участием по рассеянному склерозу и другим демиелинизирующим заболеваниям. Благодаря компании Merck нашему журналисту Артему Шевлякову удалось пообщаться с Ханс-Петером Хартунгом, доктором медицинских наук и профессором Университета Генриха Гейне в Дюсселодорфе. Беседа была посвящена новым терапевтическим стратегиям и направлениям исследований, а также реабилитации пациентов с РС.

ЛВ: Какие стратегии лечения множественного склероза сейчас существуют?

Ханс-Петер Хартунг: Во-первых, иммуномодуляция. Основная идея в том, чтобы прицельно атаковать различные ключевые этапы патогенеза РС. Но для этого пациенту необходимо постоянно принимать лекарство. Зачастую он через какое-то время перестает отвечать на терапию, и препарат приходится менять. Такую замену на более эффективное лекарство принято называть эскалацией.

Другая концепция – хроническая иммуносуппрессия. Здесь цель заключается в том, чтобы подавить активность лимфоцитов. Опять-таки, эта стратегия требует постоянного приема препарата. Она также связана со всеми недостатками хронической иммуносуппрессии – инфекционными заболеваниями, злокачественными опухолями.

И, наконец, есть более новая стратегия иммунореконституции. Хороший пример препарата, действующего по этому принципу – кладрибин. Короткий период иммуносуппрессии, уменьшающий число патогенных клеток, сопровождается длительным периодом восстановления и реконфигурации иммунной системы. С практической точки зрения это означает, что лечение может проводиться короткими курсами с большими промежутками. Это, конечно, удобно для пациентов и помогает увеличить комплаентность.

ЛВ: Частота отказа от приема кладрибина, связанная с развитием побочных эффектов, составляет примерно 3,5%. Как это соотносится с препаратами, основанными на других стратегиях?

Ханс-Петер Хартунг: Во многих основополагающих работах, исследующих другие препараты, демонстрируется примерно аналогичная или даже большая частота. Так что 3,5% — вполне допустимый, даже очень низкий показатель. У многих популярных пероральных препаратов он гораздо выше.

ЛВ: А как соотносится стоимость этих лекарств?

Ханс-Петер Хартунг: Это сложный вопрос. Ни один из современных препаратов не дешев. Но ведь мы хотим обеспечить для пациента наивысшее возможное качество жизни, сохранить его функциональные возможности, способность к труду и социальной жизни. Минимизировать последствия заболевания. А это само по себе стоит любых денег. Кроме того, контролируя заболевание, сохраняя трудоспособность пациентов, мы снижаем затраты системы здравоохранения и общества в целом.

ЛВ: Раз уж мы упомянули трудоспособность и качество жизни, расскажите о системе реабилитации пациентов с РС в Германии.

Ханс-Петер Хартунг: Реабилитация проводится как в амбулаторном, так и в стационарном режиме. Часть больниц специально оборудована для проведения реабилитации, некоторые – даже конкретно для реабилитации пациентов с РС.

ЛВ: Правильно ли я понимаю, что для наиболее полного восстановления таких пациентов нужна мультидисциплинарная команда?

Ханс-Петер Хартунг: Вне всякого сомнения. И литературные данные, и мой личный опыт показывают, что для наилучшего восстановления нужен интегративный подход.

Нам нужно работать со всеми сферами, которые были затронуты болезнью. Медикаментозная терапия должна сопровождаться применением стратегий, которые задействуют и усиливают оставшиеся функции организма, а, в идеале, и помогают образовывать новый функционал.

ЛВ: Возвращаясь к кладрибину: на какой из стадий заболевания он наиболее эффективен? Или же этот препарат универсален?

Ханс-Петер Хартунг: Кладрибин однозначно относится к высокоэффективным лекарствам, он предоставляет все преимущества иммунореконституционного подхода: короткие курсы, безопасность, его практически не нужно мониторировать. Но большинство людей и законодательных органов достаточно консервативны и призывают использовать эскалационную стратегию. Это значит, что терапия начнется не с самого эффективного препарата.

Я отношу себя к проактивной части неврологов. С моей точки зрения, поскольку мы не можем вылечить заболевание, нам нужно как можно раньше взять его под контроль. Но нам приходится выбирать из 14-15 лекарств, и это сложное решение, в котором пациент тоже принимает участие. Совместное планирование особенно важно при выборе стратегии, оно обеспечивает, что пациент будет придерживаться выбранного лечения.

ЛВ: Как можно уверенно поставить диагноз РС? Есть ли какие-то современные методы, которые превосходят МРТ? Может быть, какие-то биохимические или генетические маркеры?

Ханс-Петер Хартунг: Диагноз основывается на исключении всех других возможных причин, истории заболевания и признаках диссеминации. Этому в значительной мере способствует МРТ.

Очевидно, что предпринималось множество попыток предсказать индивидуальный риск заболевания или чувствительность к терапии. Сейчас предполагается, что в этом может помочь определение уровня нейронального протеина в крови. Сывороточный уровень легких цепей нейрофиламента может указывать как на активность, так и на тяжесть заболевания. Мы еще не знаем, можно ли на его основе предсказать восприимчивость к терапии, но этот маркер кажется наиболее перспективным диагностическим средством помимо МРТ. Что же касается МРТ, то, конечно, эта технология тоже развивается, и появляются возможности активного ее применения не только в экспериментах и научной работе, но и рутинно.

ЛВ: Существуют ли международные исследовательские программы, в которых могли бы принимать участие пациенты из России?

Ханс-Петер Хартунг: Мне кажется, сейчас разрабатывается несколько исследований IIIB и IV фазы, в которых пациенты будут получать кладрибин. Эти исследования позволят лучше понять механизм препарата, его воздействия на иммунную систему и на исход заболевания. Планируются и исследования других препаратов. Я уверен, что Россия будет принимать участие в каких-то из них.

ЛВ: А есть ли международные школы по РС для врачей, где российские специалисты могли бы научиться диагностировать и лечить это заболевание?

Ханс-Петер Хартунг: ECTRIMS, европейская версия RUCTRIMS, организует школы, в которых могут принять участие молодые неврологи. В сотрудничестве с EAN, Европейской академией неврологии, ECTRIMS также предоставляет гранты, которые позволяют этим специалистам набраться опыта, посетив европейские клиники. Все компании, которые занимаются производством препаратов от РС, так или иначе организуют какие-то тренировочные программы. Мне кажется, что у российских специалистов, которые хотят узнать больше о лечении рассеянного склероза, много вариантов.