18 февраля 2004 г. исполняется 80 лет Николаю Алексеевичу Лопаткину. Он известен как ученый и практик в области уронефрологии, как один из основателей российской школы урологии, лауреат многих государственных наград и премий, академик РАМН. В настоящее время он является директором Института урологии в Москве, активно оперирует, преподает и готовит, как и прежде, урологов для всей России. Мы знаем, как сложно найти такому большому ученому и хирургу время, чтобы рассказать нашим читателям о своей жизни и работе. Тем не менее встреча состоялась. Спасибо, Николай Алексеевич! И поздравляем Вас от всей души с днем рождения! Здоровья Вам, счастья и удачи!
C академиком Лопаткиным беседовала главный редактор журнала «Лечащий врач» Софья Владимировна Камзолова.
С. В.: Николай Алексеевич, какие события повлияли на Ваш выбор профессии?
Н. А.: Повлияло то, что я из семьи врачей. Мой отец был хирургом. Так сложилась ситуация, что я оказался вовлечен в научно-исследовательскую работу. На кафедре факультетской хирургии, которой руководил академик Александр Николаевич Бакулев, была программа подготовки кадров, и каждый, кто приходил туда работать, обязан был заниматься научно-исследовательской деятельностью.
С. В.: Николай Алексеевич, кто из тех, с кем Вы работали, оказал на Вас самое большое влияние?
Н. А.: Ну, конечно, прежде всего Александр Николаевич Бакулев, Антон Яковлевич Пытель, руководивший кафедрой урологии, один из самых крупных ученых-урологов.
C. В.: Он был Вашим непосредственным наставником?
Н. А.: Можно сказать, да, особенно в области урологии. И не только для меня, но и для многих других. Например, для Джавад-Заде, который сейчас работает в Баку, Юрия Антоновича Пытеля, Анатолия Федоровича Даренкова, ныне покойных.
С. В.: Какая из областей медицины Вам ближе: урология или нефрология?
Н. А.: Урология. Нефрология — это по сути терапевтическая специальность.
С. В.: Тем не менее мы все знаем о Вашем большом вкладе в создание центров гемодиализа.
Н. А.: Это скорее оперативная нефрология. На кафедре урологии была создана лаборатория, которая занималась исключительно лечением хронической почечной недостаточности.
С. В.: Изменился ли сейчас портрет пациента врача-уролога?
Н. А.: Конечно, произошли изменения, и изменения в худшую сторону. Скорее всего, это произошло вследствие развала той стройной системы обследования здоровых и больных, которая была при советской власти. Это диспансеризация, которая позволяла своевременно выявлять начало заболевания и заниматься, если так можно выразиться, воспитательной работой с пациентами. И конечно, отношение пациентов к врачу было более уважительным, чем теперь.
Что при советской власти было неправильно, так это то, что врача отнесли к обслуживающему персоналу, короче говоря, к обслуге.
С. В.: Как можно изменить ситуацию, какие пути решения Вы видите?
Н. А.: Здесь можно привести как пример встречу В. В. Путина с инвалидами, пенсионерами в Санкт-Петербурге. Там поднимался тот же вопрос, который мы сейчас обсуждаем. Все участники встречи говорили о том, что надо вернуться к системе, которая была при советской власти, — к бесплатному обслуживанию больных. Это же было одно из главных достижений СССР во всем мире.
С. В.: Многие западные страны сейчас пытаются создать подобное у себя.
Н. А.: Европа — да, Америка — нет. Европа стремится к этому. У нас же система сейчас принимает уродливую форму, пытаются внедрить медицинское страхование. Совершенно ясно, что этих страховых компаний много и что они не могут обеспечить всех потребностей лечебных учреждений.
К примеру, при ХПН требуется гемодиализ. Но это заболевание не включено в реестр. Мы принимаем больных по договору с предприятием, или больной сам платит бешеные деньги за свое здоровье, за свое лечение.
С. В.: Часто ли платят предприятия за своих сотрудников?
Н. А.: Таких примеров единицы. В большинстве случаев все больной оплачивает сам.
С. В.: Сколько процентов пациентов могут сделать эту операцию за счет государства?
Н. А.: Процентов 10, не больше, 90% погибают, не дождавшись оказания радикальной медицинской помощи.
С. В.: Как Вы считаете, на каком месте сейчас находится наша российская уронефрология по сравнению с западными школами?
Н. А.: Мы, конечно, подтянулись, создали по России центры гемодиализа, центры пересадки почки. Но их не стало больше по сравнению с тем, что было при советской власти. Их стало меньше. У местных органов здравоохранения нет возможности финансировать их. Поэтому мы пользуемся пока теми достижениями, которые были сделаны 10 — 15 лет назад. Дальнейшего развития нет.
С. В.: А сколько сегодня существует таких центров?
Н. А.: Не меньше 25. Раньше центры гемодиализа были во всех бывших республиках СССР, во всех областных больницах. А сейчас многие из них закрылись в связи с отсутствием финансирования. Из работающих многие не могут купить аппаратуру. Мы так и не начали делать свои искусственные почки. Хотя уже при советской власти они выпускались серийно. Так же как литотрипторы, мы покупаем за рубежом, хотя наши намного лучше. Но их выпускается всего лишь 10 штук в год. Поэтому 90 из 100 аппаратов мы покупаем за рубежом. Хотя мы могли бы быть конкурентоспособными.
С. В.: Вопрос «почему?» в этом случае опять остается без ответа. Ведь мы тратим на закупки гораздо большие деньги, а наладить производство у себя не можем.
Н. А.: В 4 раза больше тратим. Оборонно-промышленный комплекс разрушен, персонал не работает на здравоохранение, а ведь нам нужно высокоточное производство. Такими являются только военные заводы. Поэтому выпуск этих аппаратов оказался не под силу медицинским заводам. Сколько мы уже пытаемся наладить это производство. Но нужно финансирование.
С. В.: Какие разработки в области уронефрологии являются достоянием российских ученых?
Н. А.: Идея литотриптора была российской, идея создания искусственной почки, идея сосудосшивающих аппаратов, лазерной хирургии, криотерапии зародились в России. Вот мы родим идеи и раздаем их бесплатно всему миру. Мы же добрые. А теперь свои же идеи вынуждены покупать или воплощать их в других странах, например в Германии, Америке.
В этом, конечно, наша большая глупость, глупость прошлых лет. Потому что идеи, воплощенные в одном экземпляре, никогда не доходили до серийного производства.
С. В.: А доводили их до этого другие.
Н. А.: Да, доводили другие. Приедут, посмотрят и реализуют у себя.
С. В.: Какова сегодня ситуация обеспечения врача-уролога необходимыми медикаментами и техникой? Чего недостает сейчас более всего?
Н. А.: Прежде всего, не хватает эндоскопической аппаратуры. А вообще не хватает кадров, кафедры закрываются. Обилие фирм, внедрившихся на наш рынок, является определенным тормозом для развития фармацевтической промышленности.
С. В.: Хотели бы Вы, чтобы те эффективные препараты, которые производятся на Западе, пришли в Россию.
Н. А.: Только в одном случае — если они будут иметь доступные цены. Не зря сегодня с большим недоверием относятся к отечественным препаратам. Потому что приобретается лицензия у западной фирмы, но, в стремлении к удешевлению, препарат производится либо с недостаточной очисткой, либо с недостачей того или иного компонента. А цена при этом оставляется та же. Приведу аналогию с индийскими препаратами: мы покупаем как будто бы дешевле, но эффект хуже.
С. В.: Назовите, пожалуйста, Ваших самых любимых и талантливых учеников.
Н. А.: Да, конечно — Н. К. Дзеранов, Э. К. Яненко, Б. М. Крендель,
С. П. Даренков... Много их, я всех люблю. Был такой период, когда во всем СССР кафедрами руководили практически все мои ученики — кафедры урологии 2-го МОГМИ. Многие ушли из жизни. С начала перестройки ситуация изменилась. Стали перестраивать то, что создали, утрачивать достижения, которые были в области урологии, закрывать кафедры.
С. В.: Много закрыли?
Н. А.: Много, процентов 40. Их перевели в доцентские курсы и подчинили хирургии. И поэтому уровень подготовки урологов сегодня стал намного ниже. Специалистов не хватает, на всю Россию около 5 тыс. урологов. Разве это много — на 140 млн жителей?
С. В.: Очень мало. А урологов-педиатров невозможно практически найти.
Н. А.: Да это так. Ситуация, к сожалению, ухудшилась.
С. В.: А как Вы оцениваете стремление в подражание Западу выпускать больше узких специалистов?
Н. А.: Я категорически против развития в направлении подготовки узких специалистов. Вот, например, появились специалисты, которых называют эндоурологами. Я их называю «холодными сапожниками». Раньше были сапожники-модельеры, которые моделировали и шили модельную обувь, а были сапожники уличные, которые прибивали отвалившиеся каблуки, работая на улице. Больше они ничего не умели делать. Вчера у нас открывалось новое отделение, и мы говорили на эту тему. Я хочу, чтобы урологи в институте владели всеми видами диагностики и лечения. И за рубежом есть эндоурологи, но они делают и открытые операции, владея всеми видами современных технологий.
С. В.: Из всех западных школ Вам ближе немецкая школа урологии?
Н. А.: В России в 70-х гг. делали попытку перейти к французской школе. Это касалось всего: преподавания, терминологии, классификации. Но попытка не выдержала никакой критики. И сейчас мы по-прежнему придерживаемся немецкой школы. Она ведь и была родоначальницей медицины в России.
С. В.: Говорят, что это два очень близких народа.
Н. А.: Мы близки по духу и главной идее — врач должен быть образованным.
С. В.: Ваше мнение совпадает с принципами нашего журнала. Если ты врач, то должен стараться получить как можно больше информации в области медицины, и не только по своей специальности.
Н. А.: Правильно. Организм — это комбинат, это единое целое, где нельзя оторвать щитовидную и предстательную железы друг от друга. Это сумма функций органов. А мы направляем пациента к тысяче разных специалистов. Какие же мы после этого врачи? И какой же я уролог, если не могу оказать элементарную помощь человеку с заболеванием сердца, например. Это нужно обязательно знать, даже для того чтобы грамотно вызвать консультанта.
С. В.: Каким Вам видится взаимодействие врача общей практики и врача уролога?
Н. А.: Врач общей практики обязательно должен иметь знания в области урологии и уметь определить, какое заболевание у пациента. Но когда мы введем стандарты, лучше не станет, будет только хуже.
С. В.: Вы имеете в виду стандарты лечения?
Н. А.: Да. Их очень сильно и настойчиво сейчас внедряют. Кому это удобно, я не знаю. Между прочим, отличительная черта русского врача заключалась в том, что он всегда был семейным врачом. Как можно врача, которого учили всегда думать у постели больного, переучивать. Специалист нового поколения не будет думать, он будет смотреть, выполнил ли он все пункты приказа. А его еще запугают уголовной ответственностью, чтобы он не отошел от инструкции.
С. В.: Мы — сторонники Вашей позиции и будем вместе с Вами отстаивать ее. Наш журнал старается освещать все темы, чтобы российский врач был хорошо информирован, умел диагностировать и лечить. Скажите, какое направление в урологии сейчас нужно развивать в первую очередь?
Н. А.: Что развивать? Сейчас нужно уделять гораздо больше внимания фундаментальным наукам. Если мы отойдем от их изучения, мы не сможем разбираться в этиологии и патогенезе того или иного заболевания. Поэтому в институте существует отдел экспериментального моделирования заболеваний. Сначала мы стараемся смоделировать заболевание, а потом уже учимся лечить его. Но далеко не все имеют такую возможность. Раньше фундаментальные науки были приближены к практическому здравоохранению. Сейчас это не так. Допущена колоссальная ошибка.
С. В.: Николай Алексеевич, у Вас так много учеников, а Ваши дети пошли по Вашим стопам?
Н. А.: Да. Старшая дочь стала урологом, младшая — акушер-гинеколог.
С. В.: Это о многом говорит. А успеваете ли Вы при напряженном графике работы отдыхать? Я вспоминаю Ваше высказывание на одной из урологических конференций о том, что часть проблем со здоровьем будет решена, если вовремя сходить в театр всей семьей, в галерею...
Н. А.: Это безусловно так. В свое время на меня повлияла моя учительница литературы в школе. Первый вопрос в начале урока был не по домашнему заданию, а о том, кто был в театре, кто и что смотрел. Она приучила нас ходить в театр. Перед войной было очень трудно достать билеты, ночью мы занимали очередь, покупали билеты на всю декаду и ходили в театр. Только «Лебединое озеро» я смотрел 29 раз. Но сейчас удивляюсь: когда успевал-то?
С. В.: Да, сейчас многие врачи, в том числе молодые, говорят, что нет времени на отдых, на театры.
Н. А.: Ну, это все неправда. Время всегда можно найти. Мне сейчас стало намного труднее выбираться из-за того, что больше времени я провожу на даче. На работу едешь полтора часа и обратно столько же. Три часа выбрасываешь из жизни, и еще больше, если попадаешь в пробки. Но выезжаешь за кольцевую дорогу и сразу чувствуешь разницу — совсем другой воздух.
С. В.: Я знаю, что у Вас прекрасная семья, чудесная жена, с которой Вы прожили вместе много лет. Какими же качествами должна обладать женщина, чтобы поддерживать и вдохновлять такого, как Вы, человека, врача и ученого?
Н. А.: Прежде всего, конечно, душевной красотой, мягким характером, добротой, умением «отмежеваться» от тех моментов, которые портят настроение. А главное — должна быть любовь.
С. В.: У Вас это давняя любовь?
Н. А.: Я ей признался в любви, будучи в третьем классе, искренне. А потом были известные события 37-го года, которые вынудили нас уехать из провинции, где работал отец. Мы расстались, не виделись, по-моему,
8 лет. Но я ее никогда не забывал. И когда через 8 лет представилась возможность поехать в Елец, я нашел ее.
С. В.: Скажите, какова роль семьи в жизни врача?
Н. А.: Основная роль. Мужчина вообще ничего не достигнет без хорошей жены. Но и этот человек должен быть хорошим семьянином.
С. В.: Какими качествами должен обладать хороший хирург, хороший врач?
Н. А.: Быть добрым, прежде всего, и с уважением относиться ко всем членам семьи. В коллективе он так же должен быть внимательным и добрым, иначе нельзя.
С. В.: Сегодня Вы предстали перед нами не только как великий ученый и врач, но и как прекрасный человек. А что бы Вы пожелали нашим читателям?
Н. А.: Есть прекрасный завет Гааза: «Спешите делать добро». Нужно, чтобы этот завет лежал в основе всей деятельности каждого врача!
Мы сами выбрали себе эту тяжелейшую профессию, мы призваны делать это! Если участковый врач идет пешком за 20 км оказать помощь больному, иногда по глубокому снегу...
С. В.: Как и многие наши читатели-коллеги...
Н. А.: Это же мужество, он не за деньгами идет, а руководствуется этим заветом и энтузиазмом. Так всегда было в русской медицине. И наши учителя никогда не сетовали на жизнь, довольствуясь тем, что есть.
С. В.: Хочу Вам передать низкий поклон и поздравления от наших читателей! Желаем Вам, чтобы Вы подготовили еще многих новых специалистов и чтобы российская урология была всегда на таком же высоком уровне, на какой ее вывели Вы!
Н. А.: Спасибо! Будет!